— Маме я, конечно, не сказала о своем решении. Первое время скрывала татуировку. Потом показала. Мама плакала, ругалась. Спрашивала, зачем мне это, как это будет выглядеть в старости — в общем, стандартные аргументы людей консервативного склада, которые против тату. Тогда меня еще заботило чужое мнение, однако останавливаться я не собиралась. Эту татуировку я делала около 2,5 лет — сначала она была от колена до щиколотки, сейчас — от начала бедра и до ступни.
Фото: Марина Щеглова
— В области декольте у тебя довольно смелая и масштабная татуировка. Почему машина?
— Хотелось что-нибудь в стиле Old School. Показала другу-татуировщику эскиз с цветами и машиной в центре, сказала: «Хочу что-нибудь вместо машины». А он сказал: «Машина — это тоже классно». И предложил мне выбрать марку. В сериале «Сверхъестественное», которым я тогда увлекалась, герои ездили на Chevrolet Impala. Я подумала: «Это моя машина». Кстати, импала — еще и африканская антилопа. А я родилась в год козы. В общем, как всегда, я накрутила кучу символизма.
— Что бы ты сказала тем, кто критикует людей, решающихся на эксперименты со своей внешностью?
— Я, к примеру, с 13 лет крашу волосы хной и комфортно себя чувствую. Когда они не рыжие, я не узнаю себя в зеркале. Десятилетняя история моих татуировок тоже еще не закончена. Всё это относится к категории самовыражения: я переношу свой внутренний мир во внешний. Всегда найдется тот, кто критикует. Кто-то не может набраться смелости, чтобы сделать тату, и у него зависть проявляется в осуждении. Я, например, не критикую людей, которые делают себе татуировки на лице, в том числе нецензурные. Хотя и не одобряю такое: многие из них делают это, исключительно чтобы выделиться. Конечно, каждому хочется, чтобы его заметили. Но, на мой взгляд, лучше делать добрые дела — как поется в одной песне, «благородство без зрителей, широкие жесты без фотокамер».
Фото: Павел Цельмер
— Известны ли тебе случаи, когда знакомые, которые раньше выглядели эпатажно, отказывались абсолютно от всех ярких деталей внешности? Можно ли сказать, что они «предали себя»?
— Были мальчики и девочки-оторвы с тоннелями, а сейчас тоннели зашили, татуировки прячут под рукавами. Как будто стали другими людьми. Кто-то и вовсе сводит тату ради должности. Да, для меня это своего рода предательство, но я не люблю судить людей по себе. Мир сложный, у них свой путь. Если они приняли такое решение, значит, им это было важно. Быть может, эпатаж изначально был для них не более чем данью моде: они не могли найти себя, и поэтому примкнули к какому-то течению — неформалы, эмо... А теперь они завели семьи, детей, остепенились.
Фото: Ирина Брана
— А тебе ради работы врачом в санатории пришлось кардинально преобразиться?
— Профессия врача серьезная, ей нужно соответствовать. Мне хочется производить впечатление компетентного специалиста, а не какого-нибудь панка. Поэтому от чего-то пришлось отказаться: например, пирсинг на лице я не ношу — оставила его для выходных дней. Все-таки, мне хочется поберечь своих пациентов, да и нет у меня цели самовыражаться на работе. И тем не менее, я не стесняюсь носить тоннели в ушах — в общем, нашла золотую середину. Конечно, встречают сначала по одежке. Пациентки, которым в основном 55-80 лет, задают вопросы по поводу моего облика. Но потом они видят, что я забочусь о них, прописываю им хорошее лечение, интересуюсь их здоровьем и состоянием... Так что, моими услугами в плане медицины они довольны, а это главное — чтобы пациент понимал, что он в надежных руках.
Фото: Павел Цельмер
— Ты пошла учиться на медика более десяти лет назад. Как получилось, что только сейчас пришла в профессию? Сомневалась, что это твое?
— Быть врачом мне хотелось со школы. Поступила я на бюджет, но уже на первом курсе разочаровалась — не в профессии, а в самой учебе. Тяжело учить огромные объемы информации, постоянно перемещаться между корпусами. На третьем курсе я не смогла сдать несколько экзаменов с первого раза, а пересдач не дали. Из-за этого меня отчислили, и я восстановилась уже на коммерческую форму. После шестого курса была годовая интернатура по неврологии. Мне очень нравилось, и вместе с тем, это одна из самых сложных дисциплин. После интернатуры я загорелась мыслью стать нейрохирургом, попала в нейрохирургическое отделение, и там было еще сложнее. Наложились проблемы в личной жизни, ухудшилось эмоциональное состояние на фоне хронической усталости из-за учебы. В итоге ординатуру я бросила. После этого было разное — и жизнь в Петербурге, и низкооплачиваемая работа официантки в Омске, и должность мастера по пирсингу в тату-салоне... Все встало на свои места, лишь когда знакомый психолог посоветовала мне устроиться на работу по специальности. У меня уже был на руках сертификат невролога, и с ним я устроилась в неврологическое отделение одного из санаториев Чернолучья. Они целый год не могли найти врача на эту должность и были мне очень рады. И мне там сразу понравилось. Эта загородная атмосфера спокойствия и меня саму «подлечила».
Фото: Ирина Брана
— Как изменилась твоя жизнь с тех пор, как ты устроилась на работу врачом?
— Значительно улучшилось моральное состояние, ведь я долгое время не занималась свои делом. Я чувствую, что быть врачом — мой жизненный путь. Я ощущаю ответственность перед своими пациентами, сочувствую им, мне хочется, чтобы им стало легче. Особое удовольствие я испытываю, когда выписываю пациента, и он говорит: «Большое спасибо, мне стало лучше». Можно сколько угодно отклоняться от своего жизненного пути, но чувствовать его зов. Когда я поддалась этому зову и вернулась на истинный путь, начала чувствовать себя счастливой.
— То есть, тем, кому хочется уйти с работы и искать себя, ты бы посоветовала так и поступить?
— Нужно пробовать. Печальный сценарий: всю жизнь думать, прокручивать в голове эти мысли, но не решаться и лишь на смертном одре понять, что ты был не прав... Никогда не поздно вернуться. Если совершишь ошибку, можно все поправить. Вообще, я считаю, нужно двигаться вперед, а не гнаться за деньгами. Деньги, как мне кажется, — это вообще не смысл жизни.
Фото: Ирина Брана
— Насколько я знаю, у тебя в жизни были довольно экстремальные периоды поиска себя. Через что ты проходила? И как удалось «вырулить» в более-менее спокойную и безобидную плоскость?
— Были разные периоды: к примеру, когда-то я не ела после полудня, увлекалась аюрведой. Была зациклена на том, чтобы быть максимально стройной. Также был поиск необычных ощущений. К примеру, много лет назад в Омске проводились мероприятия, во время которых людей подвешивали на крюках — правда, эта культура у нас не прижилась. Я была среди организаторов и отважилась попробовать сама. Это настолько мощный выброс адреналина — невозможно передать словами. Но весь этот экстрим исходит из того, что тебе чего-то хочется, а чего — ты не знаешь. Этот вечный поиск кидает из огня да в полымя. Сейчас я стала заниматься духовной практикой — медитация, чтение мантр — и ум успокоился. Это называется «Сантоша» — состояние, когда ты полностью удовлетворен всем, что у тебя есть. Духовная практика помогает избавиться от чувства неудовлетворенности жизнью.
Фото: Ирина Брана
— У тебя есть личный рецепт, позволяющий тебе оставаться здоровой?
— С утра выпиваю стакан воды с лимоном. Далее — комплекс утренних упражнений Йоги, Сурья Намаскар. Потом в душе обливаюсь холодной водой из тазика. Завтракаю кашей. Не запиваю еду водой. Не ем животных продуктов, кроме яиц и «молочки». От мяса я отказалась еще в 19 лет, а в прошлом году сорвалась и полгода употребляла курицу и рыбу — но тяжесть в желудке от этих продуктов меня замучила. После завтрака я иду на любимую работу. Идеально, если рабочий день завершается в 14-15 часов. Потом — катание на велосипеде. Перед сном — упражнения Чандра Намаскар (приветствие луне). Спать нужно обязательно в темноте. С 23:00 до 01:00 вырабатывается мелатонин — гормон сна, который поддерживает нашу молодость и жизненный тонус.
Фото: Ирина Брана
Текст: Юлия Ожерельева
Фотографии предоставлены героем публикации
Версия для печати
