– Юля, расскажи, как ты относилась к шоу «ТАНЦЫ» до своего в нем появления? Изменилось ли это отношение, когда ты стала участницей проекта?

– Мне кажется, что для любого танцовщика поход на такой проект – это, в первую очередь, возможность. Для меня это тоже была возможность самоутвердиться, реализоваться, стать более медийным персонажем, обрести творческих знакомых, соратников, товарищей и просто посмотреть, как это делают профессионалы. Во время кастингов 2-го и 4-го сезонов у меня была такая мотивация. Когда уже шагаешь по проекту, начинаешь понимать его внутреннюю кухню, какие люди над этим работают, что туда вкладывается, какая-то философия или ее отсутствие вовсе. И ты уже относишься к этому не как к проекту, а начинаешь играть в определенную игру. Возникает интерес скорее игрока, нежели творческой единицы, которая пришла реализоваться. До похода на проект представляешь себе какие-то воздушные замки, а потом выясняется, что все это не так, там надо играть. Просыпается азарт.

– А откуда взялись силы, чтобы после первой неудачи вернуться на кастинг 4-го сезона?

– Если честно, после второго сезона я вообще не планировала больше появляться на шоу. Естественно, я была обижена, думала, что меня недооценили, не рассмотрели. Среди танцовщиков есть такое мнение, что нужно придумать какой-то образ, чтобы попасть на шоу, что ты должен быть каким-то необыкновенным, чуть ли не плевать огнем. И это распространяется как миф в танцевальных кругах. Мне эту мысль тоже навязали, что меня не взяли на второй сезон, потому что я «не типаж», обычная, никому не интересная серая мышка. Я в какой-то момент начала в это верить и сказала, что больше не пойду на шоу, потому что меня просто не возьмут. Даже не знаю, почему меня перемкнуло, и что заставило снова прийти. Я услышала информацию о кастинге и просто встала и пошла, никак себе это не объясняя. Это было абсолютно спонтанно.

– Вы уже проехали несколько городов, есть какие-то отличия в том, как вас воспринимает зритель?

– Если сравнивать с Москвой, то там пресытившаяся публика, потому что в любом торговом центре или ресторане можно столкнуться с человеком, которого ты видишь по телевизору, поэтому реакция вообще не всегда возникает. Бывает, что ты выступаешь на каких-то коммерческих мероприятиях, и не каждый человек к тебе даже повернется. А когда уезжаешь чуть дальше от Москвы, люди встречают совершенно по-другому. Реакция более восторженная, эмоциональная. Часто встречаются такие возгласы: «Ты живая!». Конечно, живая, какая еще? (Смеется).

– Зависит ли само выступление от поддержки зрителей?

– Конечно. Это такая же энергия, как и в общении с семьей, с близким человеком. Очень важен энергетический обмен, и чем комфортнее он проходит, тем ты больше отдаешь.

– Последний эфир и твои слезы, что это было: раскаяние, обида, усталость или что-то другое?

– Много чего остается за кадром. Что-то хочется сказать зрителю, когда ты уже объяснился с наставником и с товарищами по проекту. К финалу у меня нервная система не вывозила вообще. Как я ни пыталась распределить свое психологическое здоровье на весь проект, у меня не получилось. Каждая неделя – это большой удар по нервной системе, за вами постоянно следят камеры, вы все время должны работать на пике своих возможностей, не только физических, но и психологических. Из недели в неделю ты находишься в стрессе. В какой-то момент я подумала: «Какая я сильная девчонка, нервная система все кушает и не устает». А на последней неделе так получилось, что нервная система сдалась, и я просто всю неделю ходила и плакала. Было такое истощение, когда ты себе аналитически ничего не можешь объяснить, не можешь сказать: «Юль, все нормально. Это же не самое страшное, что может в жизни случиться». Нет, ты уже начинаешь неадекватно оценивать какие-то моменты. Тебе кажется, раз тебе сказали, что ты не очень, значит, ты хуже всех. Сказали, что что-то не получается, значит, у тебя вообще ничего не получается. Такой гротеск начинается от того, что организм не справляется со стрессом. Мне кажется, поведение на сцене было вызвано в том числе тем, что держаться было уже сложно.

– Долго восстанавливалась после этого?

– Да, достаточно долго. Я почти месяц ничем не занималась, просто отдыхала, сидела дома, попивала чаек и пыталась, в первую очередь, подружиться сама с собой. На проекте ты постоянно находишься в компании людей, тебя никогда не оставляют одну. Очень сложно было прийти домой, остаться с самой собой и подружиться со своей головой, самой себе объяснить, где жизнь и где шоу, что люди могут говорить какие-то вещи именно потому, что это шоу. Приходилось возвращать себя в рамки адекватности.

– А был ли у тебя на проекте такой момент, который ты считаешь своим личным триумфом?

– Да! У меня был один такой момент. Я считаю, что на проекте у меня по факту был только один номер, который делался для меня, с учетом моих танцевальных особенностей, внешности, харизмы. Это номер с Мигелем, который я сама себе захотела. У нас был опрос, кто с кем хочет танцевать, и я написала, что хочу с Мигелем. Он ознакомился с заявочкой, офигел от моей наглости, но пошел мне навстречу, потому что он точно видел, что мне подойдет, и что он тоже хочет это сделать. У нас было абсолютное творческое совпадение, и это была моя лучшая неделя на проекте, которая вдохновила и поставила на ноги, я чувствовала себя как настоящая финалистка. Я не стесняюсь об этом рассказывать, говорила это и Мигелю, и Тане, и по телевизору.

– А с Татьяной были сложные отношения после этого?

– Да. Когда я сказала, что ментально мне комфортно в команде Мигеля, она была действительно обижена, не только в эфире, но и за кадром. Мы практически не общались. И это на мне, конечно, отражалось. Мой наставник со мной не общается. Мой наставник занимается всеми, кроме меня. Мой наставник ставит номера всем, кроме меня.

-– Но при этом, несмотря ни на что, ты была лидером каждую неделю…

– А если бы мой наставник занимался мной, какие бы могли быть у меня рейтинги? Я могла бы быть совершенно на другом месте. Я понимаю, что все это очень субъективно и не касается моих технических данных, но мы же говорим о помощи. Если бы наставнику это было интересно и приятно, она бы могла меня поднять выше.

– Есть ли у тебя совет для тех, кто только начинает заниматься танцами, как найти свой стиль, выработать свой почерк?

– Я в этом плане так себе советчик, потому что не танцую никакой определенный стиль. Тот коллектив, который меня взрастил, не навязывал никакой стилистики, он давал право выбирать. Мы рассматривали все направления, может быть, не столь глубоко, но танцевали всё. Поэтому я могу из одного стиля вытащить вот это, из второго – что-то другое, все это замиксовать, и у меня не будет дергаться глаз из-за того, что я станцевала хип-хоп, джаз-фанк и добавила туда немножко балета. Действительно, у многих ребят есть такой стереотип о «чистоте» стилей, что хип-хоп должен быть хип-хопом и только. У меня такого нет, я просто по-другому выращена.

Если это подходит как совет, то я считаю, что танцовщик должен раскрываться и заниматься тем, в чем ему комфортно. Кайфово ему заниматься современными стритовыми направлениями – пусть развивается, это будет его больше стимулировать. Если ему нравится развиваться в классике, контемпе, модерне – ради бога. Мне нравилось все подряд, я горела этим и с этим же приходила на кастинг. Два раза меня брали с такими номерами, где не прослеживался никакой стиль, и просто снизу была строчка «экспериментал».

Светлана Комнатная