Туризмом я увлекся еще в институте: пешие походы по Кавказу, Уралу, пара сплавов на рубленых плотах по притокам Печоры… Там и проснулась тяга к водному делу. Пришли с товарищем в яхт-клуб «Водник»: мол, хотим заниматься. Нас взял под свое крыло Александр Михайлович Ковган – человек, который отдал «Воднику» без малого 50 лет. К сожалению, его уже нет в живых, и каждый год перед осенней «рябиновой» гонкой мы навещаем его могилу… Мы влились в экипаж крейсерской яхты «Джинн». Ходила она тяжело, имела проблемы со швертом. Зато был на ней классный капитан Геннадий Васильевич Бунзя.

Раз было страшно. Шли по Иртышу на «Боливаре» с женой и дочерьми (младшей стукнуло пять). Был тихий день, я направлял лодку в затон, но хитрый ветер вдруг развернул ее: яхта просела и набрала воду. Нас понесло по течению прямо к баржам, стоящим на приколе, – и с размаху бросило на буксир с вращающимся винтом. Вырвало кусок борта метр на метр. Младшая дочка оказалась внутри лодки, в воздушном пузыре. «Давай подышим, как в бассейне, и вынырнем», – скомандовал я. Все закончилось хорошо. Сейчас дочка получила права и сама ходит на моторном катере.
 
С чего начался «Стрелец»? Задумал Александр Иванович Дьячук, один из корифеев парусного спорта в Омске, капитан яхты «Дружба», строить новую лодку. Хотелось ему опыт передать – и стали мы бок о бок две лодки строить. В один день заложили, в один день сбросили на воду – и моего «Стрельца», и его «Стихию». А прошло между этими днями ровно девять лет.

Работа занимала все выходные. Одну зиму в гараже делали переборки. Вторую зиму трудились уже на дебаркадере: придем, печку натопим и из грубых осиновых досок делаем лекала для будущего каркаса. Выставили в металлическом эллинге два стапеля – и процесс пошел. Киль, стрингера, привальные брусья… Хорошее дерево найти было сложно, но нам повезло заполучить партию ангарского леса – ее на половину обшивки хватило, потом еще докупали.

С теплом вспоминаю тот период. Работа выручала в сложные годы. Авторитет и азарт Дьячука вдохновляли. Кто-то из ровесников сломался, кто-то спился, а у меня было дело, которое надо было довести до конца. Лодка, еще не умея плавать, держала меня на плаву.

Спустили яхту на воду – и пошли на празднование Дня Нептуна. Тогда «Стрелец» представлял собой голые корпуса, без мачты – она появилась спустя год. Из всего оборудования лишь кормовые швартовые утки… Зато яхта шла с именем. «Водочный магнат» тут совершенно ни при чем, скорее, мой знак зодиака сыграл свою роль.

Если шампанское с первого удара о новую лодку не разбивается – это плохая примета. Но у нас все было как надо: жена крепко ударила о форштевень, яхта буквально искупалась в игристом вине.

В киле «Стрельца» замурован серебряный полтинник. Мне его друг подарил – на счастье.

Экипаж у «Стрельца» большой – восемь человек. Как у танкера. Люди все разные: от директора фирмы до монтажника. Участвуем в большинстве гонок: в год их проходит около дюжины. Были и победы: в прошлом году, например, кубок губернаторского яхт-клуба взяли. Когда гонок нет, ходим на выходных по Иртышу, часто с ночевкой. Устраиваем классные песенные вечера у костра. Почетные члены команды – гитара и ­большой ­казан для плова.

Идти под парусом – не то, что на моторе. Держишь ветер в узде, строишь паруса: вон та морщинка не нравится – разгладил, не тот угол – поправил. Парусник – почти живой организм, и к нему нужен особый подход.

Восьмое марта в этом году мы отметили в Эгейском море. Взяли в чартер 13-метровый килевик французской постройки, сбили экипаж – все из нашего «Водника». Две недели шли вдоль побережья: симпатичные места, городки, бухты. В середине пути нас ждал серьезный шторм: на себе ощутили ветер 55 узлов. В бухте Калкана нас всю ночь трепало. Угрозы для жизни не было, а для лодки была: порвало якорную цепь. Турки помогли: ­моряк моряка поймет и без знания языка.

Парусный спорт – не первая моя любовь, пятнадцать лет я честно отдал авиации: закончил ХАИ, трудился инженером-конструктором в КБ, делал двигатели для Ан-3, Ан-28 и для крылатых ракет. Жилось нескучно, но небо звало – и я ушел работать в аэропорт. Трудился начальником смены. Небо стало ближе, но мечты о полетах так и оставались мечтами. В душе колобродило желание летать, а жизнь приземляла. Записался было в секцию парашютного спорта омского аэроклуба, но прыжки все переносили… Так и не прыгнул ни разу. Лишь в прошлом году моя «небесная эпопея» все же получила некоторое завершение: поехал в Ишим, чтобы все-таки спуститься на землю под куполом. Сделал первый прыжок, второй, а на третьем… сломал ногу. Потом прыгал уже по земле, с костылем – ­зато счастливый.

Приметы речника

В понедельник в рейс не выходят. Трудно сказать, откуда такая традиция, но в понедельник, как правило, никуда и не хочется. Может, так повелось, чтобы капитан всегда гарантированно был трезвым?

Вопреки стереоти­пам, женщинам подниматься на борт можно. И под парусом ходить можно. А вот свистеть на паруснике иногда даже нужно: свистом заманиваем ветер в паруса. Заодно скребем ­ногтями мачту. Бывает, в гонке заштилит – и все яхты начинают ­«посвистывать».

У моряков считается скверной приметой садиться на кнехт – тумбу для швартового троса. У нас же нельзя садиться на перевернутый корпус лодки. Даже маленькие ребята в яхт-клубе ревностно следят за соблюдением этой традиции: к судну, пусть даже самому невзрачному и небольшому, надо проявлять уважение.

Текст: Елена Ярмизина. Фото: Ирина Губарева