Когда суд удалился для принятия решения по иску о возмещении морального вреда, истец Александр Антропенко вдруг сказал: «Стыдно мне за все это». Что заставляет экс-гендиректора «МРСК Сибири», несмотря на стыд, подавать иски о возмещении морального вреда и во сколько можно оценить репутацию, «МС²» узнавал из первых уст.

– Цифра в 50 миллионов рублей в качестве компенсации морального вреда как-то не вяжется с вашей фразой о стыде.
– А вам не кажется, что порой человека в нашем обществе не ценят? Поэтому мы плохо живем! Я руководствовался научно-практическим пособием А.М. Эрделевского «Моральный вред и компенсация за страдания». А чем руководствовалась судья? Сколько стоит десятилетнее преследование?
В ходе заседаний я снизил сумму иска до трех миллионов рублей, понимая, что это будет из одного кармана. Я в бюджет плачу, и вместо того чтобы деньги направить социально незащищенным, казна оплачивает ошибки прокуроров, судей. По стране это миллиарды рублей. Почему казна не предъявляет регрессные иски к тем, по чьей вине это произошло? Выходит, чиновники в сговоре!
У нас все ссылаются на практику. Почему? Стороны не защитили себя должным образом – и вот уже готова практика. Закон должен быть, а не практика. Закон говорит, что нельзя привлекать к уголовной ответственности за уклонение от уплаты налогов, если нет налоговых требований к организации. Почему свекровь невестке не верит? Помнит свою молодость. Есть же законодательство, его нормами и нужно руководствоваться. И платить должны все – и потребитель, и прокурор. И ­налоги, и за электроэнергию. Кстати, с этого начиналась реформа в электроэнергетике.

– Прокуроры не платили?
– Отдельные из них. И когда мы начинали их поправлять, на наших начальников РЭС стали заводить уголовные дела.

– Почему вам было принципиально, чтобы извинения принес Анастас Спиридонов?
– Он занимает должность прокурора области. Прокурор города уже ранее приносил извинение за незаконно возбужденное уголовное дело. Следователь тоже. Обвинение по этому делу было организовано на уровне областной прокуратуры, и ее работники сопровождали дело даже в арбитражных судах, что исключительно редко.

– Вы и дальше намерены добиваться восстановления в должности в «МРСК Сибири»?
– У меня принципиальная позиция в части соблюдения законодательства. Мне важно, чтобы произошел поворот событий, ведь реабилитация – это возвращение всего на свое место: денег, работы, прав и свободы. Думаю, никого не удивлю, если скажу, что даже будучи восстановленным, вряд ли буду работать в МРСК. Я же понимаю – там уже другие люди. Но буду ли я там работать или нет – дело мое и акционеров. В МРСК я трудился почти круглые сутки с перерывом на шестичасовой сон, и мне это нравилось – я был увлечен развитием экономики, образованием специалистов. Я приносил пользу экономике регионов Сибири, обществу и получал удовольствие. У меня эту возможность отняли и должны вернуть.

– Неловко было на последнем заседании, где МРСК оспаривала решение Панова? Вы оказались с бывшими коллегами по разные стороны.
– Ничего неловкого, юристы делают свое дело. Николай Пантелеев (юрист МРСК – прим. «БК») после заседания подошел ко мне, принес извинения – ничего личного. Я всегда учил наших юристов защищать интересы общества. Сегодня они, правда, защищали в большей степени интересы не общества, а генерального директора Константина Петухова. Но, по сути, ему нечего бояться, я уже объяснил вам свою позицию: мне важно, чтобы закон был соблюден. Затраты на адвокатов, мою защиту должны быть возвращены. Зачем со мной судиться из-за ста тысяч? Более того, как акционер буду настаивать на компенсации затрат «Омскэнерго» на защиту. Там десятки миллионов рублей, потраченные на защиту интересов общества! Я же не обвинялся в уклонении от налогов как гражданин, я защищал акционерное общество. Общество в результате защитили, но пострадал генеральный директор. Навредили? Исправьте. Почему у нас те, кто получает зарплату из бюджета, так свободно относятся к своим обязанностям?

– Вы имеете в виду прокуратуру?
– Не только. И судей, и вообще государственных чиновников. Мы можем жить лучше, богаче, производительнее. Из мелочей складывается общая картина. Когда я еду, то замечаю все: не сделана дорога, неправильно организовано освещение, кто-то из дорогой иномарки выбрасывает в окно окурок, не организовано дорожное движение, грязь! Как это изменить? Воспитывать, требовать. Я убеждал руководителей своих филиалов приводить в порядок кладбища, церкви, поддерживать ветеранов. Это история, стыдно ее забывать.

– Опять это слово – стыдно.
– Это чувство, которое сопровождало меня по жизни. Мне было стыдно, когда я плохо учился, ­стыдно, если что-то не получалось в работе. Конечно, я хотел стать уважаемым человеком и считаю, что моя репутация непоколебима. И мне стыдно за тех, кто плохо управляет государством, территорией, плохо работает в системе правосудия.

– А не стыдно просить из нищего бюджета три миллиона?
– А я хочу, чтобы чиновники предъявили регрессные иски виновникам всего этого. Почему руководитель или предприниматель отвечает по закону за ущерб, нанесенный государству, а прокурор нет? И муниципалитет нет. Раз кинули «Омскэнерго», два кинули – и ничего. Мы ни одного уголовного дела не могли возбудить по хищениям. Процветает нездоровая семейственность, есть понятие «свои люди».

– Странно слышать это от экс-представителя одной из крупнейших монополий, которые часто обвиняют в том, что они выше закона.
– Это не так. Кому-то хочется, чтобы так представлялось. Легче всего хаять. А я вижу позитивные изменения, которые происходят в обществе с начала века. Я активно участвовал в политической жизни, являлся одним из учредителей общественно-политического блока «Единство» и очень хочу, чтобы из поколения в поколение передавалось по наследству все лучшее. Надо уметь выбирать и не стыдиться этого.

– Нет намерения вернуться в политику?
– Я и сейчас участвую в политике, но участвую через экономику. Напрямую участвовать в политике мне последние десять лет не позволяли все эти дела. Была группа интересантов, которые боялись моего прихода в органы управления, потому что я заставил бы их работать со всем экономическим сообществом в рамках закона. Я думаю, что вернусь к этому, насколько позволит отведенное мне время.

– Все эти судебные дела, по вашему мнению, отразились на вашей репутации?
– Наверное, отразились. Информированность общества разная. Кто-то воспринимает информацию так, как ее подают, в том числе и ваши коллеги. Но вряд ли это повредило моей деловой репутации, экономическое сообщество более информировано. Как сегодня на суде сказал представитель МРСК – со мной давно могли бы расторгнуть контракт, уже после возбуждения первого уголовного дела, но, разобравшись в ситуации, поняли заказной характер материалов и, безусловно, учитывали результаты работы.

– Решение Панова было для вас неожиданностью?
– Наверное, да. Надо иметь не только судейское мужество, но и гражданскую позицию. И то, что произошло с Александром Николаевичем Пановым после суда, печально. Я думаю, он отказался от борьбы. Я не могу его осуждать, но я бы защищал его вплоть до Верховного суда, если бы он отстаивал свою должность и не соглашался с увольнением.

– Помните приговор, когда вам дали пять с половиной лет условно из-за высокого социального статуса. Не явное ли это указание на то, что репутация – понятие денежное?
– Я уверен, что судья имел в виду мою социальную значимость как лидера, за которым стоят десятки тысяч людей, мой вклад в развитие экономики, а не мой заработок. Репутацию нельзя купить, она создается жизнью. Сменились губернатор, мэр, отдельные руководители, которые всегда были на слуху, куда-то теряются, их репутация тает. Мне нельзя сделать предложение – возьми миллиард рублей и сделай что-то противное своим убеждениям. Я деньги и так заработаю... Все хотят многого, не представляя из себя ничего. В обществе стали больше врать, причем на всех уровнях власти, жадничать, хвалиться. А надо быть критичнее к себе. Даже золото нуждается в чистке.