Самым сложным было начать. Больше всего проблем было с третьим элементом. Первые два получились, не сразу, правда, но получились, и вот, когда пришла пора элемента посложнее, я застопорилась – он не получался дня три. Я плакала, кидала пои в стены, психовала, ненавидела себя и весь мир, а Света ходила рядом и говорила: «Ничего, ничего, все нормально, все сможешь, что сидишь? Будешь сидеть – я с тобой больше заниматься не буду». Приходилось вставать и через слезы, через боль ударов в одну и ту же точку продолжать тренировку. Но когда этот прорыв произошел, я даже не могу описать свои ощущения, когда ты уже потерял всякую надежду, уже хочешь бросить с завтрашнего дня, а тут раз – прорыв. Когда ты отпускаешь эту мысль, начинаешь верить своему телу, то у тебя начинает получаться все больше и больше. Тебе не хочется останавливаться, а хочется двигаться все дальше и никогда уже не забывать про это.

Я была страшно неуклюжей дамой до того, как начала заниматься поингом: сносила все углы, ноги вечно были в синяках, постоянно ловила дверцу лбом – была каким-то расхлестанным существом. После долгих тренировок, когда шишки на голове, на руках , а ты понимаешь, что никто кроме тебя в этом не виноват, появилась какая-то сверхспособность видеть летящие в тебя предметы и уворачиваться от них. Тело становится очень внимательным, реакции все обостряются. Это способствует тому, что ты становишься ловким, такое ощущение, что глаза у тебя где-то сбоку. Разница между учениками в обычных школах и теми, кто учится у Светы (девушки из Питера – прим. автора), в том, что на классических занятиях учат технике, а она учит танцу, он первоначален. Большинство считает, что элементы, техника – это главное, в итоге выходят нелепые движения, при этом ты видишь фантастическую работу с пои, но все вместе выглядит не так красиво, как могло бы.

У меня был страшный комплекс – боязнь сцены, прямо до тошноты . А Свете удалось меня раскачать. Она взялась за меня своей жесткой рукой и сказала: «Ты сможешь». Поселила во мне уверенность в себе. Как удалось побороть страх? Танцы с огнем подразумевают темное время суток, соответственно, когда танцуешь, у тебя перед глазами только огонь – ты не видишь зрителей. Я как будто нахожусь в огненной комнате, в которой мне комфортно. Нет смущения, что на меня смотрят десятки человек. И так, постепенно, этот страх совсем ушел. Потом была моя работа в «Атма-Сфере», каждый раз, когда появлялась возможность уйти из бара, я выходила и танцевала. В совокупности это рождает для меня такие радость и удовольствие, которые могут вывести меня из самых неприятных жизненных ситуаций.

Мне повезло, я не потратила ни копейки на это свое увлечение. Например, кованый палм торч (наладонный факел, использующийся в фаер-шоу) мне подарил кузнец из Петербурга. Еще один фаерщик сделал мне пои из кевлара, они бывают еще из асбеста, но кевлар дороже и лучше, он дольше горит и не токсичен. Конечно, керосин. В тяжелые времена фаерщики используют уайт-спирит. Этого делать не стоит, потому что это опасно, ужасно токсично, но такое происходит, когда заканчиваются деньги. В Омске я этого не практиковала. А в Питере, когда начинаются массовые «покруташки», приносят большие пятилитровые бутылки уайт-спирита, ставят в общак. Но керосин тоже бывает плохого качества, он коптит.

На фестивале «Солнцестояние» в Окунево случился казус, который сейчас можно назвать моей визитной карточкой. Во время сожжения главного костра на площадке перед ним собрались уже все фаерщики, я прибежала в последний момент, в спешке не соблюла правила безопасности – не стряхнула лишний керосин с пои. Он накапал на юбку, которую я, кстати, сегодня тоже с собой взяла, и она загорелась. При этом у меня в руках пои и потушить я их не могу, а юбка горит. Тут, конечно, повезло, что рядом были друзья-фаерщики, которые очень быстро сработали и меня потушили. Но этот момент сделал меня знаменитостью. Буквально пару дней назад встретила ребят, и они говорят: «Так это ты та девушка, которая спалила себе юбку».

Единственный минус в поинге – сезонность. Возможности покрутить огни зимой практически нет. Можно, конечно, снять помещение, но крайне сложно его найти, чтобы хозяин был согласен, что у него будет гореть открытый огонь. Очень тяжело объяснить людям, что это безопасно, потому что первая ассоциация с огнем – смерть, пожар, все сгорит, все разрушится. Когда человек сам этим занимается, он знает, что это не страшно, а максимальный вред, который мы можем принести помещению, – это масляные следы от керосина. Опять же аренда помещения – дополнительные траты. А в самом поинге мне не может что-то не нравиться. Сейчас я покручу пои, и все мои белые ноготочки станут черными недели на две. Меня это не отталкивает ни капли, скорее, приносит удовольствие. Мне нравится не мыть потом руки, а после покрутонов идти гулять, зайти в кафе с друзьями, и меня не смущает, что от рук и от одежды пахнет керосином.

Конечно, меняется стиль. Из гардероба полностью исчезает светлая одежда, например, в Питере я «обросла» полностью этникой. Самый красивый и выигрышный вариант – образ воинственной женщины, которая не боится танцевать с огнем и тем самым проявляет свою смелость. Для простых зрителей это кажется очень сложным, а костюмом и какой-то атрибутикой можно подпитывать этот образ. Огонь начинает вести к корням, это отражается и на музыкальной составляющей номера, самое приятное – танцевать под африканские барабаны, диджериду. Ну и одежда соответствующая.

Я не ем мясо уже около семи лет. Все эти активисты и агрессоры «зеленого» движения или вегетарианцев – это пустая трата энергии, которую можно направить в мирное русло. Когда у меня был период фанатизма, я бегала и кричала, что мясо – это трупы, меня никто не слушал, от меня отворачивались как от чумной, говорили: «Все, иди, иди». У людей было ощущение, что вегетарианцы – это психически нездоровые люди и если они перестанут есть мясо, то будут такими  же, «нет, лучше дальше буду наяривать сосиску и буду нормальным человеком». У каждого свой выбор и свой путь. Я свой выбор сделала.

Марина Грудинина
Фото, видео: Юлия Саютинская