Марина: Виктория, расскажите, как вы пришли к сыроедению?
Виктория: Пять лет назад мы с мужем и старшим сыном попали в очень мощную группу, где были представители 40 городов России, и у нас начался месячный экскурс по Индии, взявший свое начало в самой северной точке страны и закончившийся в ­самой южной, где дневная температура достигает 60 градусов. После поездки то, что в нас было заложено, начало обретать глубинный смысл, принимать какие-то более понятные нам черты. Вернувшись в Омск, мы очень долго переосмысливали поездку – культа еды просто не стало, исчезло желание съесть что-нибудь вкусненькое. Мы перестали есть мясо.
Марина: То есть пришли к вегетарианству?
Виктория: Я бы не стала навешивать ярлыки. Скорее мы перестали быть мясоедами, но оставили в своем рационе рыбу, внутренне нам казалось, что мы еще не готовы полностью изменить принципы своего питания. Год назад упростили свою еду максимально: в нашем рационе в основном были каши, зелень, овощи. А с первого февраля текущего года перешли на сыроедение.
Марина: У вас этот переход получился довольно плавным.
Виктория: Да. У нас с мужем не было привычки завтракать, поэтому в обед довольствовались кашами. Да, они не впечатляют, если разогревать в микроволновке. Поэтому мы перешли на сыроедение, которое сначала у нас было не в чистом виде – оставалась сырая соленая рыба и бездрожжевые сухарики, нам казалось, что зимой полностью перей­ти на овощи и фрукты будет очень сложно.
Марина: Смелый шаг!

Виктория: Очень важно делать все без фанатизма. Если бы на тот момент муж меня не поддержал, то мне было бы очень тяжело. Когда вы решаетесь на подобный шаг, поддержка – это очень важно. В это же время у нас как раз появился приятель (Илья), который окончательно склонил нас к сыроедению.
Марина: Значит, чужой пример заразителен?
Виктория: Я и до этого встречала сыроедов, признаюсь честно, быть с ними мне не хотелось. Когда мы снимали предыдущий офис, периодически в актовом зале проводили собрания сыроеды, они выглядели очень печально: грустные глаза, осунувшиеся лица – вступать в их ряды точно не возникало желания. А этот человек обладает невероятной заражающей энергией. Он провел нам целую экскурсию по магазинам, что и где можно покупать, приготовил салат и объяснил, как нам нужно питаться.
Марина: А срывы были?
Виктория: Илья сразу предупредил, что первую неделю может быть тяжело и если захочется съесть что-то «запрещенное», то нужно себе позволить. И в один из дней я страшно захотела слоеный торт. Муж сказал: «Давай подождем до утра, если все еще будет желание, то я съезжу и куплю его». Проснулась и поняла, что по-прежнему хочу торт. Супруг привез, я отрезала себе такой смачный кусок, но смогла проглотить только чуть-чуть – мне сразу стало плохо. За неделю организм настолько ­перестроился, что просто отказался принимать такую пищу.
Тут очень важен внутренний настрой: если для вас это постоянные запреты и все время вы держитесь – лишь бы не сорваться, то такая психологическая напряженность вызовет обратный эффект.
Марина: Кажется, что у сыроеда довольно скудная кухня.
Виктория: Это только на первый взгляд. Очень много всего: овощи, фрукты, орехи, бобы, мед, сухофрукты. Весной мы проращивали горох, пшеницу, чечевицу – это вкусно. Например, пшеницу можно размолоть в блендере вместе с кедровым орехом, и получится очень вкусная паста.
Сыроедение приучает есть сезонную пищу, то есть летом больше овощей и ягод, а зимой – апельсины, хурма, гранаты. К пище начинаешь относиться по-другому, не как к источнику наслаждения, а как к заправке: ты ешь, потому что тебе нужна энергия. Кстати, после того как я отказалась от мяса, появилось невероятно большое количество энергии. Раньше я приходила домой в 6 часов после работы, ко мне бежали трое детей, а у меня совершенно не было сил даже с ними пообщаться. Сейчас у меня еще столько сил, что могу мебель двигать!

Марина: А какое еще положительное влияние отметили?
Виктория: После отказа от вареной еды из организма ушла вся слизь. Раньше у меня был хронический гайморит, который обострялся по три раза за сезон. Сейчас внутри все очень сухо, чисто и появилось такое ощущение, что с твоего сознания пелену сняли – вы начинаете чувствовать мир по-другому. Вопреки стереотипу, я не потеряла в весе, ушло максимум пару килограммов.
Марина: Дети тоже придерживаются такого образа питания?
Виктория: Они в основном едят овощи и фрукты, но моя мама, приверженец традиционного питания, говорит, что дети должны прийти к этому сами и нам не стоит напрягать их своими придумками. Младшие Злата и Светозар едят курицу, к мясу равнодушны, от колбасы и сосисок вовсе отказываются. Старший сын любит пророщенные зерна. Очень важна среда, в которой дети растут, они в любом случае подхватят начинания родителей.
Марина: Старшему сыну 16 – переходный возраст, не было с его стороны протестов «родительскому режиму»?
Виктория: В 10 лет мы с ним договорились, что до 18-ти он делает, как я хочу, после его совершеннолетия я делаю, как он скажет. Когда у него во втором классе спросили, почему он занимается музыкой, он ответил: «Музыка нравится моей маме». Мне кажется, что с детьми нужно договариваться – это самое простое.
Марина: У вас есть какие-то семейные традиции?
Виктория: Мы воспитываем в своих детях уважение и почитание старших. Когда мы садимся ужинать, то сначала я читаю молитву, и только после этого мы приступаем к ужину. Очень важный момент – первым еду берет ­старший мужчина в доме. Когда ­старший сын приходит в гости к своим друзьям, он просто в ужасе от того, что там нет этой паузы перед приемом пищи – все хватают еду, шумят.
Ежегодные походы с детьми стали для нас семейной традицией.
Традиционный ритуал – поездки на дачу, пока наш загородный дом строится. Если мы два раза в неделю не побывали в бане, то можно считать, что выходных и не было. А походы в рестораны и клубы сложно назвать отдыхом.

Марина: А как, кстати, у вас теперь строятся отношения с ресторанами?
Виктория: Одна из основных причин, почему мы перестали ходить в рестораны, – это то, что пищу должна готовить твоя женщина, если мы говорим о мужчине. Считается, что ты ешь карму ее семьи. Все, что готовится в ресторанах, этим требованиям не соответствует, даже мой любимый «Скопин» или «Луговская слобода», в которой Наталья Андреевна крайне трепетно относится к соблюдению всех технологий в приготовлении. Один мой приятель даже говорит, что это еда с праной. Когда мы были в Индии, нам сказали, что есть ­общественную еду – это все равно, что уподобляться свиньям, то есть не понимать, откуда эта пища к вам поступила. Сейчас мы ходим в рестораны исключительно для деловых переговоров. Я могу заказать себе греческий салат, выкинуть из него все лишнее и быть счастливой.
Большой грех, даже когда ты постишься, ставить себя выше хозяев и воротить нос от того, что тебе предлагают. Или кичиться тем, что ты сыроед, а все вокруг тебя должны бегать. Однажды мы ездили в Санкт-Петербург на деловую встречу, у нашего партнера была очень гостеприимная жена, она забыла, что мы не едим мясо, и приготовила целую кучу плова с бараниной. Когда мы наконец-то до них добрались, то положили себе этот плов, отодвинули мясо и просто съели рис.
Марина: С финансовой точки зрения сыроедение – это выгодно?
Виктория: Это дороже. Если раньше я тратила на еду 10 тысяч рублей в месяц, то с переходом на сыроедение у меня уходит от 15 до 20 тысяч, особенно дорого в зимний период. Но тут нужно учитывать то, что я при этом не трачу деньги на кастрюли, ­сковородки и другие принадлежности для кухни, которые стоят недешево.
Марина: Значит, выражение «мы – то, что мы едим» – верно?
Виктория:Да. Еда – это инструмент, который помогает отличить добро от зла. Когда я увидела, как образ питания может влиять на способности человека, то была впечатлена. Не нужно ударяться в крайности. Если бы мне, двукратной чемпионке России по конькобежному спорту, пять лет назад сказали, что я, выращенная на мясе, буду питаться травой и буду счастлива от этого, то никогда бы не поверила. Каждому моменту жизни свое – я не исключаю, что наступит время, когда я снова буду есть мясо и закусывать его колбасой и сосисками. Нужно слушать себя и понимать, что в этот момент ваше.
Марина: Почему вы бросили спортивную карьеру?
Виктория: Мне было 17 или 18 лет, и нужно было уходить в профессиональный спорт, уезжать в Москву. Но мой тренер меня не отдал, потому что там очень все сложно: гормоны, а во главу угла ставится только ­победа. И моя соперница, которую я тогда победила на чемпионате России, на Олимпиаде в 2010 году заняла третье место. Я за то, чтобы во всем была мера.
Марина: На вас редко можно увидеть массивные яркие аксессуары, это как-то связано со спортивным прошлым?
Виктория: Может быть, я в прошлой жизни ими насытилась, сейчас у меня даже уши не проколоты, я не ношу часы, только обручальное кольцо есть. Мы как-то с мужем были в Узбекистане, а он очень любит на блошиных рынках покупать винтажные коробочки, щиты и прочее. А узбечка, у которой мы жили, говорит мне: «Ты знаешь, я тебе одну вещь скажу, только ты не обижайся – твой муж тебя совсем не любит. На деньги, которые он потратил на коробочку, мог купить тебе три золотые цепочки!» Иногда Александр Анисимов покупает мне какие-то украшения, настаивает, что пора уже носить, положено по статусу.
Марина: Вы упомянули Александра Анисимова, то есть прибегаете к помощи стилиста?
Виктория: Конечно! Это лучший стилист всех времен и народов, слава богу, что он еще в Москву не уехал или в Питер. Это же самородок, который может сделать не только визаж, а собрать всю картинку, чтобы ты выглядела стильно.
Марина: Как вы совмещаете работу в глянце и духовное мировоззрение?
Виктория: Ни без того, ни без другого я уже не представляю свою жизнь. Но так как сознание уже дошло до такого уровня, когда я понимаю, что глянец – это страсть. Мы делаем русский «Оксюморон» с Михаилом Задорновым – это благость, совершенно некоммерческий проект, и он – как своеобразный баланс с жестким миром гламура и пользой для человека, города, родины.

Текст: Марина Грудинина. Фото: фотостудия PANAMA