Гончарство требует физической силы. Работа за кругом – это тренировка, во время которой я могу расслабить только шею и голову. 

Видимая легкость кручения основана только на уровне мастерства. Посади на мое место другого человека, он будет биться с куском глины два часа, но не сможет даже зацентровать его, у меня же на это уходят секунды. Гончарка у меня получилась достаточно быстро: если у человека есть голос – он поет, если нет – запоет, но не скоро и не очень хорошо. К керамике и гончарке у меня, видимо, есть «голос».

Работа должна ожить, иначе она никому не понравится. В каждое изделие вкладываешь часть души. Холодные вещи не лежат к сердцу, даже если они красивы.

В наше время гончарная работа – дорогостоящее занятие. Огромные затраты на материалы, включая покупку хорошей глины (мы берем не ту, что лежит на дороге, как многие думают) и глазури, аренду мастерской и оплату электроэнергии. Мы не художники, мы не можем работать дома, нам нужно помещение с определенными характе­ристиками, ведь наши изделия обжариваются в печи, рас­каленной до тысячи градусов. В общем, чтобы этим заниматься, нужно очень любить свое дело.

Во время работы наступает покой и умиротворение. Ты садишься за станок, и начинается процесс вращения, посторонние мысли уходят прочь – появляется иной объект приложения мысли, а остальное становится несущественным. Мы крутим круг против часовой стрелки, а саму глину – по часовой, тело сопротивляется движению станка, а голова в этот момент находится в центре вихря двух противоположностей. Ты одновременно находишься в точке плюса и минуса, на нулевой отметке, по сути, решается основная задача медитации: мысли упорядочиваются, в голову из ниоткуда приходят продуктивные идеи и здоровые взвешенные решения.

В работе гончара есть парадокс: человек может не обладать большим талантом, но при наличии ниши, где не нужен профессионализм, он может достаточно быстро делать полуфабричные китчевые вещи.

Однажды я делала камин, работа над которым шла в течение трех месяцев. Я подготовила его к обжигу, выточив вручную все детали шкурочкой – а он был очень объемный, – разложила на полу в мастерской, чтобы с утра обжечь в печи. Но придя на следующий день, увидела, что из-за стройки, идущей по соседству, был поврежден водопровод, и вся моя трехмесячная работа за ночь растворилась в воде. Я развернулась, ушла, а потом еще три месяца его лепила.

Работа под копирку меня страшно утомляет. Изделий у меня огромное количество, и я стараюсь каждое сделать особенным. Помню, сделала чайный набор «Пчелка» – молочник, горшочек под мед, блюдца, на которых нарисованы пчелки. Он отличается от всех других моих работ, но я вложила в него столько себя, что люди узнают мой почерк. Теперь это мой бренд, их постоянно заказывают.

Наша работа – вымирающее искусство. Гончарное ремесло в наше время собственными усилиями пытаются возродить энтузиасты. В Омске пять, максимум шесть гончаров, а ведь подумайте, у нас кроме нескольких застольных песен и традиций-то почти не осталось. Матрешка и лапти – все, чем может русский народ представить свою культуру, хотя даже лапти плести уже некому.

Текст: Ирина Ильиченко. Фото: Юлия Саютинская