МаринаГрудинина, корреспондент «МС²»
Сергей Ройз, главный дирижер оркестра Омского цирка, руководитель группы Bridge to you
Ирина Ильиченко,  корреспондент «МС²»

Грудинина: Сергей Ефимович, у вас, музыкантов, наверное, очень интересный распорядок дня.
Ройз: Да. (Улыбается.) Раньше я работал в музыкальной школе, затем ехал с оркестром играть на траурных церемониях, а к шести вечера – в цирк. Так и жили: утром – дети, в обед – похороны, вечером – звери. Сегодня многие артисты выступают под фонограмму, а в былые дни мы очень много гастролировали: с цирком Филатовых объеха­ли всю Южную Корею и Японию, застали день, когда в Германии ломали Берлинскую стену.
Ильиченко: Настолько был популярен русский цирк?
Ройз: Да, конечно, билет на цирк Филатовых в Японии стоил как на концерт Пола Маккартни – 120 долларов. Когда импресарио понял, что желающих увидеть программу не становится меньше, то пытался ввести дополнительные выступления. Один из таких ­случаев обернулся для нас «слоновьей феерией». Дрессировщик предупреждал, что животное может выйти на сцену максимум три раза: «Ты не представляешь, что она может устроить на арене». Но желание заработать завладело нашим распорядителем.
В первый день слониху с боем удалось вывести к зрителю. Она пробежала по кругу, вышла в центр зала, потопала ногами и... пописала прямо на покрытие. А после нее артист делал «обрыв» – прям лысиной в эту лужу... В общем, брызги во все стороны, но зритель хохочет. «Видишь, нормально все прошло!» – заявил импресарио. В следующие два дня слониха стоически отыграла по четыре представления, при этом ни разу не сходив в туалет, ну а на третий решила в качестве мести сделать все свои грязные дела прямо на сцене. Мне кажется, из нее тогда килограмм триста вышло.
Грудинина: Ну и история! Вы, кстати, продолжаете общаться с цирковыми артистами?
Ройз: Сегодняшний цирк жив за счет артистов старой школы, в основном с ними и дружим. Хотя есть и талантливая молодежь. С сестрой и братом Багдасаровыми, например, знакомы с раннего детства. Артурчик в десять лет такая сволочь и хулиган был. (Смеется.) В начале 90-х я привез из Германии машину Volvo. И вот ­как-то мы отдыхали в цирковой гостинице, а он заходил, выходил и при этом так хлопал дверью, что аж стены шатались. Пришлось сделать ему пару замечаний. Но после этого я обнаружил на своей новенькой машине гвоздиком нацарапанное нецензурное слово. Он тогда, конечно, не признался. Правда, когда они последний раз приезжали с гастролями в Омск, Каринка рассказала, что они вдвоем как-то ехали по Москве и увидели впереди такой же автомобиль, какой был у меня. «Смотри, Volvo как у Сергея», – сказала она, и наш Артурчик ­въехал прямиком в зад этой машины.
Грудинина: Это карма.

Ильиченко: Кстати, а на Украине вы выступали?
Ройз: Мы с музыкантами объездили пол-Украины. В днепропетровском цирке я вышел дирижировать, а артисты со мной стали разговаривать нагло, громко, с каким-то «наездом». Позже выяснилось, что у них принято так «базлать».
Грудинина: А как относитесь к произошедшим событиям в русско-украинских отношениях?
Ройз: То, что сейчас происходит, мне не очень приятно. Вроде Путин вовремя и ловко оттяпал Крым, но, думая наперед, предполагаю, что теперь своим студентам в ОмГУ,­ «кульке» (Омский колледж культуры и искусства – ред.) и «педе» мы не сможем покупать гитары на eBay и к нам в страну перестанут ездить многие исполнители.
Ильиченко: Главное, чтобы джаз снова слушать не запретили.
Ройз: Мне обидно, конечно, что в Киеве отменили концерт Мацуева. Тот же Юрий Башмет был почетным членом Львовской консерватории. В 1992 году мне довелось узнать значение слов «кацап» и «москаль», когда меня так обозвали в одной из украинских музыкальных школ. Пришлось объяс­нить, что родился в Томске, работаю в Омске, мать у меня из Латвии, а я в итоге – латышский стрелок с еврейским прицелом.
Ильиченко: С еврейским?
Ройз: Да, моя мама была из детдома, а отец – сын раввина. Он от нас ушел, и за 56 лет своей жизни я ни разу его не видел. Встретились мы два года назад – нас свела тетя через интернет. Папа родом из еврейского поселения, перед войной они с семьей перебрались в Сибирь, а в начале сороковых всю их деревню сожгли немцы. Я, как и отец, играю на баяне.
Грудинина: А он все эти годы хоть как-то следил за вашей жизнью?
Ройз: Да, как-то отслеживал. Отец – почетный гражданин Кузбасса, ему Путин орден за заслуги какие-то вручал, у него другая семья, высокий пост, он особо никому про меня не распространялся.
Ильиченко: Вы верите в судьбу?
Ройз: Мне кажется, что судьба человека в принципе предопределена. Вот я в 20 лет в лотерею выиграл машину. Пришел в магазин и на последний рубль попросил 10 медиаторов, каждый по копейке, а в кассе сдачи не оказалось – пришлось взять лотерейными билетиками. Дошел до сберкассы, чтобы сверить номера: ­первый – мимо, второй тоже, а с третьим выиграл.
Грудинина: А были ситуации, когда вам было стыдно и хотелось сквозь землю провалиться?
Ройз: Есть такой русский обычай на похоронах – музыкантам перед траурной церемонией передают «сумочку», чтобы помянуть усопшего. Как-то мы должны были играть на еврейских похоронах, и один парень из нашего оркестра спросил у собравшихся: «Ребят, кто у вас старший?» Ему: «А что нужно?» – «А вы сумочку по русскому обычаю нам не приготовили?» – «У нас нет такого обычая». «Не вы его придумали и не вам его отменять – тащи водки!» – закричал Валерик. Ситуацию каким-то образом замяли, но только приехали на кладбище, как наш «герой» увидел в толпе мужика с «тем» пакетом, а тот его – оп и спрятал. «Отдай сумочку!» – завопил Валерик, а еврей ему с акцентом: «Молодо-о-о-ой человек, вам же ясно сказали...» Парнишка отбежал метров на десять и как заорал: «Чтоб вы все сдохли, жиды поганые!» и драть оттуда. Такой позор был...
Волею судьбы через пару лет Валерик с женой-еврейкой перебрался на ПМЖ в израильский город Хайфа. Сейчас он работает уличным музыкантом. Мы не общались лет десять, а тут созвонились в скайпе, повспоминали наши приколы. Они с музыкантами, оказывается, за спиной называли меня «Исаак».

Ильиченко: Помимо преподавательской деятельности и работы дирижером, вы еще игра­ете в группе Bridge to you. Тот факт, что коллектив приглашают играть на дорогих свадьбах, вам льстит?
Ройз: На этом поприще нам есть чем гордиться. Александра Георгиевича Третьякова, возглавля­ющего сейчас ФГУП «Рослесинфорг», мы с музыкантами звали «Улыбчивый Саша». Он часто приходил в кафе «Старый Омск». Несмотря на усталость, всегда подмечал хорошие композиции и благодарил нас за то, что играли многие его любимые мелодии.
Как-то мне нужно было отправить студента на престижнейший всероссийский конкурс, а университет не мог оказать нам финансовую поддержку, тогда после одного из наших выступлений я подошел к Александру и сказал: «Вы же где-то там, в верхах, можете помочь?» Он предложил прий­ти к нему в офис. На следующий день секретарь модельной внешности выдвинула ящик в столе и достала оттуда пачку денег в поли­этиленовом пакете. Пришлось объяс­нить, что мы не сможем их вернуть, Александр отреагировал ­коротко: «Знаю, бери». Я не чувствовал себя униженным, только сказал, что когда будет нужно, всегда отработаю – хоть на марафоне, хоть на Дне города. Но он никогда про это не вспоминал. Правда, когда Третьяков выдавал свою дочь замуж, на свадьбу пригласили именно Bridge to you.
А с того конкурса, кстати, мы тогда вернулись с гран-при. Блестящая победа омской студентки натолкнула меня на мысль, что нашему колледжу культуры тоже нужен свой конкурс. Так в городе появился Non Stop, который проводится каждые два года и за недолгое время существования успел выйти на региональный уровень.
Ильиченко: У вас есть какая-то «особенная» песня?
Ройз: Несколько лет назад в Омске проходил чемпионат мира по бальным танцам, нас пригласили туда играть – это тоже была большая честь. Пара, занявшая первое место, танцевала под композицию Autumn Leaves Евы Кэссиди. Когда я ее услышал, понял, что в этой песне что-то не так – слишком сильные мурашки бежали по коже. Позже мне довелось узнать, что Ева выросла в музыкальной семье, но всю жизнь боялась сцены. Когда ее удалось «раскрутить», имиджмейкер заставил ее удалить бородавку с лица. Через полгода она умерла от рака, в самом расцвете творческих сил. В песне слышен этот надрыв, как в Show must go on Фредди Меркьюри.
Грудинина: А правда, что в вашей группе пела Екатерина Бисерова, ярко заявившая о себе в эфире «Первого канала» на конкурсе «Голос»?
Ройз: Да, но недолго. С Катей нас познакомили, когда ей было четырнадцать. Уже тогда она была красоткой и редким для Омска самородком, освоившим уникальный стиль опевания, подобный тому, что вы слышите у Мэрайи Кэри. Закончив колледж, Катя поехала в Москву поступать в Гнесинку, но, увы, у нее это не получилось. Тем не менее она не сдалась и пошла работать певицей в рестораны и караоке, а потом попала на проект «Голос».
Грудинина: Как вы относитесь к таким проектам?
Ройз: Там очень жесткие условия, но благодаря Бисеровой Омск узнали с новой стороны – с музыкальной. А то ведь только «Авангард», Достоевский, Колчак, Полищук и Дроботенко. Сейчас у Кати контракт с Градским, хотя я считаю, что Агутин «выжал» бы из нее больше, так как он вырос среди музыкантов, нашел свою нишу и на конкурсе показал себя как великолепный педагог и продюсер.
Ильиченко: Вы ведь тоже преподаете, еще и в таком количестве вузов одновременно.
Ройз: Что есть, то есть, причем про каждый могу рассказать огромное количество веселых историй. Как-то у меня в группе учился мальчик-армянин, за него заплатили на пять лет вперед, но на парах парень вел себя безобразно – постоянно болтал. Я ему говорю: «Слушай, ты или сиди тихо, или уходи», а он все не успокаивается. В общем, пришлось ему дать при всех легкий подзатыльник. Жаловаться студент никуда не пошел, только в коридоре догнал меня с вопросом: «А правда, что у вас фамилия Роллс-Ройс?» – «Ты совсем, что ли? Если бы у меня была такая фамилия, я бы по-твоему был здесь?» – «Вот и я тоже так подумал», – констатировал мой подопечный.

Текст: Ирина Ильиченко.
Фото: фотостудия PANAMA.
Организация съемок: Мария Третьякова.
Рostproduction: Максим Баландин.
Стиль: Елена Денисова, Калима Ералинова