– Александр Александрович, вы родились и выросли в Новосибирске, как судьба вас забросила в Пермь?

– Действительно, я родом из Новосибирска. У меня там куча родственников. Мама меня воспитывала одна, и я был такой «маменькин сынок». Я рад, что в своё время Бог дал мне понять, что если я так и останусь под маминым крылом, не смогу развиваться в полную силу, поэтому и решил уехать. Я, честно говоря, даже не знал, где эта Пермь. Я приехал один в совершенно чужой город, а когда серьёзно заболел, никого не было рядом. Но эти трудности меня закалили.

– В Пермском ТЮЗе вы отработали 28 лет, получили звание «Заслуженный артист России», а в конце сезона вам дали премию за «лучшую мужскую роль». Что заставило бросить насиженное место?

– Я работал там под руководством 68-летнего народного артиста России Михаила Скоморохова. Руководителю в таком возрасте, как вы понимаете, сложно заниматься постановками новых спектаклей, поэтому он «держит» старую программу, а мне хочется ещё пока жить, в том числе творческой жизнью. Поэтому и решил, что правильно, наверное, будет уйти. Другими словами, мне захотелось «обнулиться» и начать всё сначала.

– Почему «обнулиться» решили именно в Омске, причем не в самом раскрученном и узнаваемом театре города – ТОП-театре?

– Я начал просматривать разные города. Куда я хотел, там уже всё занято и на 50 лет расписано. Там уже дети, правнуки артистов работают, театр становится таким «семейством» одним. Я удалённо пообщался с худруком Евгением Мардером, и меня заинтересовал ТОП-театр. Я думаю, что это была хорошая авантюра. Коллектив молодой, амбициозный, энергичный. Никто не держит камень за пазухой, никто ни на кого не точит зубки – это очень важно в творческом коллективе. Пока я доволен: театр меня «встретил» хорошими подъёмными, мне предоставили отличную квартиру.

– На пресс-конференции с вашим участием директор театра Натела Полежаева заявила о том, что у неё сложные отношения с властью, чиновники «выкручивают ей руки», а покинувших театр артистов назвала предателями. Вас это не напугало?

– Меня вообще мало что пугает в этой жизни. Вас сильно пугает конфликт в Сирии? Наверное, нет. До того времени, пока он конкретно вас не коснётся, вы лишь понимаете, что за всем этим стоят большие деньги, бюджет. Сложные отношения власти и Нателы Полежаевой меня не касаются напрямую. Я понимаю, что они меня могут косвенно коснуться. Сейчас я, честно говоря, даже не понимаю предмета этого конфликта, знаю, что она была невесткой бывшего губернатора и... всё. Я стараюсь в это даже не вникать. Вникать нужно в то, за что тебе платят, мне – за качественную работу в спектаклях.

– Как вы относитесь к тому, что сейчас активно смешивают политику и искусство?

– Меня не устраивает подход, когда театр сталкивается с политикой. Всё тогда становится печально и грустно. Не люблю, когда происходит молниеносная подмена понятий, как, например, с Кириллом Серебрянниковым. Его спрашивают: «Где деньги?», а все в ответ кричат: «Не зажимайте художника!». Это идиотизм, зоопарк. Художника зажимали бы в том случае, если бы спрашивали, что это за постановки, кому они нужны. Что касается цензуры, у каждого человека есть своя внутренняя нравственность, своё понимание, что правильно и что неправильно в этой жизни. Мне очень не нравится, когда акционерное общество «Русская православная церковь» лезет в светскую жизнь. Я же не прихожу в церковь и не говорю, как им нужно вести службы.

– Александр Александрович, у вас есть какой-то «план Б», если с этим театром не получится? Вернётесь в Пермь, на родину или останетесь здесь?

– Я не люблю загадывать. Здесь хорошо подходят слова из Священного Писания: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их». Я уже немолодой, не буду кривить душой, говорить, что это «любовь навеки». Пока я буду работать здесь, время покажет.