Лобанова:
Валерий, как степенный кавказский мужчина в вас уживается с совладельцем «Бара Омских Байкеров»?Саркисян: Я был махровым кавказцем, пока не женился. (смеется)
Ильиченко: Ого. А что же произошло?
Саркисян: Я вырос, как вы и сказали, в кавказской семье, отец у меня космополит во многом, человек старой закалки. А она… Она окунула меня в другой мир.
Лобанова: Получается, вы какой национальности?
Саркисян: Сейчас? (Cмеется)
Лобанова: Изначально.
Саркисян: Изначально – армянин.
Валерия Лобанова, светский хроникёр «БК»
Лобанова: Насколько я знаю, среди армян принято (если не сказать нужно) жениться только на «своих».
Саркисян: Да. У китайцев считается смертным грехом, если дочка вышла замуж не за китайца.
Лобанова: Хорошо, что вы не китаец.
Саркисян: Знаете, чем казахи от китайцев отличаются? Казахи занимаются сексом для удовольствия, а китайцы – чтобы поработить мир (смеется). Это в КВНе, по-моему, было.
Лобанова: А армяне для чего занимаются сексом?
Саркисян: Армяне – для любви.
Ильиченко: А русские?
Лобанова: Русские – по пьяни. Шучу.
Саркисян: Заметьте, не я это предложил. Нет-нет, это вы наговариваете. Это всегда дело лично двоих, и только они знают, зачем это делают. Лишь бы им нравилось.
Лобанова: Чем отличались эти мужчины – вы до знакомства с супругой и вы после?
Саркисян: Когда мы встретились с любимой, я был в лакированных туфлях, в белых носках, во френче. Я был хорош. (Смеется) Крик моды, заданный Майклом Джексоном, он, собака, ходил в белых носках.
Ильиченко: Были его фанатом?
Саркисян: Я никогда не был ничьим фанатом, я фанат семейной жизни.
Ильиченко: Как давно вы сменили имидж?
Саркисян: Я всегда этого хотел, но не мог себе позволить. Я ухо пошел прокалывать вместе со старшей дочерью. Она боялась, я сказал: «Пойдем вместе». Думал, сниму сережку, но мне понравилось. Но когда пошли к моим родителям, первой в дом вошла супруга, а потом уже я – за ее худенькими плечами. Родители смирились со временем. Маму больше раздражает моя борода: она говорит, что я выгляжу более старым, чем есть.
Лобанова: Какой самый счастливый возраст у вас был? Или есть?
Саркисян: Будет. Когда мы будем уже совсем старыми-дряхлыми, лежать где-нибудь в гамаках в теплом краю и наслаждаться общением друг с другом. И мы будем знать, что иногда к нам будут приезжать внуки и правнуки.
Ильиченко: По вам так и не скажешь… Я думала, вы встретите старость верхом на мотоцикле где-нибудь на Бали, сшибая местных курочек на дороге.
Саркисян: Нет, мотоцикл будет стоять рядом с гамаком. Кстати, о скорости: чем она выше, тем меньше удовольствия получаешь. Достаточно 100 км в час, чтобы наслаждаться окружающим миром. Мой мотоцикл покупался для других целей, не для скорости. В машину ты садишься, закрываешь дверь – и это твой маленький мир, ты прячешься в него. На мотоцикле ветер обдувает тебя всего, и даже самый маленький жучок, врезаясь в тебя, оставляет огромные синяки. Ты остаешься наедине с собой (что бывает редко в современной жизни). Дорога – это уединение.
Лобанова:
У меня приятель купил мотоцикл, чтобы нравиться девушкам.Саркисян: Много таких. Но у меня уже девушка есть. Кроме того, у меня и так много достоинств, чтобы пытаться заинтересовать кого-то мотоциклом. Заднее сиденье моего мотоцикла могут занять только четыре девушки – это моя жена, две мои дочери и внучка. Это один из вариантов удивлять противоположный пол, яркий и красочный. Не такой доступный, как цветы, например (хотя я считаю, что правильно подобранный букет, подаренный в правильный момент, может произвести не меньшее впечатление, чем мотоцикл).
Ильиченко: Как у вас появился «БОБ»?
Саркисян: Мы с близким другом открыли бар-ресторан, потому что мы не такие, как все. И в остальных заведениях нас не воспринимали. Хотели, чтобы мы были как остальные – тихие, спокойные, покладистые, выглядели так, как заведено у них. В нашем заведении можно громко разговаривать в одном углу, подпрыгнуть, пробежаться. Представьте такую ситуацию в любом другом ресторане. Как минимум на это косо посмотрят. А у нас самое гламурное место – это женский туалет, где висит более-менее приличная люстра и уточка плавает в мотоциклетном колесе. Все остальное под лозунгом «давайте убьем гламур вместе». Сегодня, например, полдня потратил, придумывая дизайн скидочных карт для наших постоянных клиентов (показывает черную карточку с чуть подсвеченным силуэтом обнаженной девушки).
Лобанова: Удачный образ эксплуатируете!
Саркисян: Нет ничего прекраснее и универсальнее, чем слегка обнаженное женское тело. Еще Пушкин говорил: «Покажите мне женскую пятку, и мое воображение дорисует все остальное». Но я не эксплуатирую, я показываю. Не были у меня в мужском туалете?
Ильиченко: Нет… А должны были?
Саркисян: Пойдемте.
Лобанова: Прямо сейчас?
Саркисян: Прямо сейчас.
Во время экскурсии по туалету глазам колумнисток открываются живописные стены, увешанные фотографиями красивых эротичных моделей.
Саркисян (с гордостью): Каждую выбирал лично!
Ильиченко:
У такого человека, как вы, просто обязано быть еще какое-то тайное увлечение. Странное. Плетение макраме например.Саркисян: Ну, я сам пришиваю себе пуговицы на рукава.
Лобанова: В смысле?
Саркисян: Тут надо пояснить. Нам в спальне спроектировали шкаф-купе таким образом, что рукава рубашек всегда защемляются дверью, и пуговицы ломаются. И когда рано утром встаешь на работу, любимая спит, и хочется надеть именно эту рубашку, сам тихонько пришиваешь пуговицы.
Ильиченко:
Вы в армии, наверное, служили.Саркисян: Я служил на флоте три года, но дело не в этом. Я считаю, что каждый человек должен уметь себя обслуживать. Чтобы, если он вдруг останется один, никто и не заметил, что он остался в этот день один. У нас в принципе вся семья самостоятельная, включая детей. Нет такого, чтобы все ждали, пока мама проснется и приготовит завтрак (мы вообще просыпаемся под Rammstein – на будильнике младшей дочери). Единственные, кто у нас этим не занимаются, – это собаки и кот. Они вынуждены ждать (смеется).
Ильиченко: Как вы принимаете поклонников младшей дочки?
Саркисян: Я еще кавалеров старшей не «пережил».
Лобанова: То есть?
Саркисян: Как бы я ни ассимилировался, в душе я остаюсь кавказским мужчиной. И когда старшая подошла к определенному возрасту, естественно, за ней начали ухаживать мальчики. Первым был Вася.
Однажды приходит мальчик ростом мне по грудь. «Женю можно?» Я открываю дверь, внушительный вид, с голым торсом: «А ты кто такой?» – «Я Вася». Я его приподнял за шиворот, говорю: «Вася, иди домой». Дверь закрываю, опять звонок: «Можно Женю в кино пригласить?» Смотрю на него – ему и страшно, и чувствовалась какая-то дерзость в нем. «Домой проводишь, Вася?» – «Да». И этот Вася как-то переломил мое отношение. Мы не знаем, к сожалению, как сложится судьба у наших детей, мы же хотим дать им как можно больше тепла, любви на всю жизнь, если не дай бог у них не будет ее впереди.
Ильиченко:
Вы стараетесь как можно больше времени проводить с семьей.Саркисян: Я не понимаю родителей, которые отдают детей во множество секций. Я преклоняюсь перед целеустремленными людьми, но успешными спортсменами и музыкантами потом становятся единицы. Остальные теряют детство, не добиваясь того, чего от них хотят родители. Уже в таком раннем возрасте они чувствуют разочарование в жизни. А это ведь единственное время, когда мы живем только для себя. Как только мы заканчиваем школу, у нас сразу появляются обязанности перед всеми на свете, и все меньше времени остается на себя.
Лобанова: Вы все время смотрите в баре на молодежь. Что можете сказать о новом поколении?
Саркисян: Обычно говорят, что раньше дети лучше были. Но я скажу так: очень хорошее поколение. У нас всегда судят по отдельным личностям, причем не самым лучшим, а между тем очень много хороших, умных, талантливых и интересных ребят. В баре же все проявляется. Да, они перебирают иногда. Вот сидят две девчонки, пьют чай. А вы знаете, как они в субботу зажигали? Симпатичные, скромные, хорошие девочки. А в субботу на танцполе на них бы кто-нибудь посмотрел бы и подумал: «Боооже моооой…. Куда катится мир!»
Текст: Валерия Лобанова
Фото: фотостудия PANAMA
Мake-up, hair-up: Калима Ералинова
Версия для печати
