– А вы прочитайте дальше – журналист задается вопросом, почему министр не пришел на митинг, чтобы хотя бы посочувствовать матери. Вы вообще знали о мероприятии?

– Конечно, знал. Но, во-первых, митинг не был разрешен – так?

– Да, но...

– Нет, без но. Митинг не был разрешен. Во-вторых, я каждую субботу на работе. В эту субботу я тоже был в кабинете и предполагал, что люди к министерству подойдут, а я выйду к ним и поговорю. Сегодня вы можете сказать, что Стороженко так сказал, потому что никто не пришел. Но мы же уже написали маме девочки письмо с предложением встретиться, дали прямой мобильный телефон моего помощника и в любое удобное для нее время мы готовы ее принять.

– А до этого момента мать не пыталась выйти с вами на связь?

– Нет. Не верите? Мне зачем врать? Все это легко проверяется, поднимите распечатку звонков. Мы все случаи разбираем, особенно те, что касаются детишек, и этот случай разбирали не потому, что про него написали, а потому что так делается всегда. И мы не увидели вины медицинских работников. Более того, мы послали материал на экспертизу в Москву, нам пришло подтверждение тяжелейшего заболевания и подтверждение правильности лечения. Сейчас дело передали в Следственный комитет, и, в моем понимании, сейчас нужно остановиться и дождаться решения.

– Мы же не можем заставить мать перестать действовать.

– Стоп, я не про мать говорю. Это дикая трагедия, и понять ее может лишь тот, кто сам через такое прошел. Мы говорим про нас с вами. Про тот же диагноз, выставленный мне.

– Мы как журналисты и граждане имеем право высказать свое мнение на прошедшее событие.

– И вы правы совершенно. Но вы как популярное, читаемое издание почему не поставили рядом со статьей комментарий доктора. Реакция на чиновников сейчас одна – минздрав плохой, минздрав покрывает медиков, которых уже обвинили заранее.

– Медиков мы не обвиняли.

– Так я вас цитирую! Нельзя этого делать. Если врач будет признан виноватым, я первым его накажу. Но если не виноват или пока нет решения, может, стоит притормозить? Это исключительно мое мнение.

– И все же есть вопросы, которые можно выяснить еще до вынесения решения. При областной больнице есть отделение экстренной и ­плановой консультационной ­помощи – санавиация, проще говоря. Почему эта служба не была задействована в данной ситуации в тот момент, когда девочку можно было еще вывезти? Или врачи районной больницы о ней не знали?

– Как не знали? Они выезжали. Служба санавиации работает очень качественно и спасла столько детей, что я не знаю, как вы в глаза врачам скажете, что они плохо работают.

– Я это и заочно не говорю, вопрос в том, почему девочку не вывезли в город сразу.

– Ее нельзя было транспортировать. Как только появилась возможность транспортировки – ее вывезли. Мы не будем сейчас говорить, когда и в каком состоянии поступил ребенок.

– Потому что идет следствие?

– Да, как только оно будет закончено, вы первые получите наш комментарий. Хотя мы вам столько писем написали, а вы ни на одно не ответили.

– А в целом какова ситуация по менингиту в городе? После последнего случая, когда госпитализировали девочку из детского сада, у мам если не паника, то уж точно серьезная озабоченность. Молчание мин­здрава по этому поводу спокойствия не добавляет.

– Спасибо нашим СМИ за панику, которая теперь поднимается даже по поводу энтеровирусной инфекции! Заявляю ответственно – по менингиту в нашей области ситуация спокойная. Трехлетняя девочка из садика действительно заболела, было самообращение в детскую больницу №3, выставлен предварительный диагноз с нацеливанием на данную инфекцию, начат курс терапии, состояние девочки удовле­творительное, в детском саду все спокойно, превентивные меры мы провели, служба Роспотребнадзора действует по алгоритму, выработанному санитарно-эпидемиологической комиссией, председателем которой являюсь я. Мы кормим арбидолом всех, кого положено, это профилактическая мера при таких ситуациях.

– Диагноз девочке поставлен?

– Менингит с вопросом, его этиологию выясняет лаборатория. Повторяю, девочка в удовлетворительном состоянии, все меры принимаются, никакой вспышки нет. Нужно просто успокоиться. Если вы мне не верите, ­потому что министр – член правительства и по определению будет защищать все и вся, я готов вам докторов отдавать, с которыми вы будете разговаривать.

– Я за свою практику неоднократно пыталась общаться с докторами, но обычно они боятся это делать официально, опасаясь гнева начальства.

– Нужно будет, я заставлю докторов с вами общаться. Образно говорю, конечно. Озадачу. Потому что это правильно. Вы не профессионалы в медицине, как мы не профессионалы в вашей области. За руку лично буду водить на первых этапах, потому что мне это важно.

– А с врачами будем говорить не только о хорошем?

– Хоть раз я за этот год замолчал проблемы, что существуют в медицине? Мы говорили про проблемы в скорой помощи, кадрах, оснащении и оборудовании. Зачем скрывать, особенно при сегодняшних возможностях средств массовой информации и интернета? Однако при этом у нас есть и то, чем можно гордиться, чего мы сумели добиться. А вы это игнорируете. Приносят мне заметку из вашего БК55 про томографы: «Мин­здрав опять наступил на те же грабли». То есть меня заочно ­обвинили в ­коррупции. Дальше статья: минздрав молодцы, все сделали, правильно, УФАС согласился с минздравом, не правы товарищи бизнесмены, с уважением, «Бизнес-курс». Нормально? При чем тут грабли? И диагноз этот. Вы знаете, что я по специальности врач-уролог? А если я писателю со своей специальностью диагноз поставлю? Не обидно ­будет?

– Если бы вы пришли на митинг, мы бы написали не диагноз, а статью про встречу министра с безутешной матерью, потерявшей ­ребенка.

– Я же вам объяснил ситуацию. Пока проходил митинг, я отсюда сорвался и поехал на «Полесье». Кстати, почему мы про хорошее не говорим? Почему вы не пишете, как мои врачи с той же Ленинской подстанции, прилетевшие на место крушения ­теплохода первыми, спасали, развозили людей по больницам, как БСМП провела более тридцати операций, как у меня МСЧ №4 пыталась спасти двух людей, чьи травмы оказались несовместимы с жизнью? И в городе, заметьте, при этом не сильно упало время приезда «скорой». Но никто не поговорил ни с одним моим врачом, вместо этого гнобим престиж профессии.

– Кстати, о профессии, вы знаете у ее носителей до сих пор в ходу анекдот. Почему нужно работать на две ставки? Потому что с одной есть не на что, а с двумя – некогда...

– Ну по зарплате мы немножко двинулись, по некоторым позициям уже неплохо, за этот год мы подняли зарплаты врачам - как средним, так и младшим. Где-то есть перекосы и где-то главные врачи не всегда выполняют указания министра, за что и страдают.

– А система, где в начислении зарплаты отведена большая роль главврачу, не кажется вам несколько неправильной, поскольку слишком сильным оказывается субъективный фактор?

– Роль главного врача как организатора ключевая. Если в больнице процесс организован правильно, как, например, в Больнице скорой помощи №1, которая принимала людей с «Полесья», это заслуга главврача.

– Насколько остро сейчас ­ощущается кадровый голод в областной системе здравоохранения?

– Обеспеченность населения Омской области медицинскими кадрами практически достигла средних показателей по России и составляет 42 врача и 106 специалистов среднего медицинского персонала на 10 тысяч населения при среднероссийских показателях 44 и 92,4 соответственно. Укомплектованность штатных единиц врачей в целом по территории составляет 62%, в сельской местности – 60,5%. Укомплектованность штатных единиц средних медицинских работников составляет 77%. Проблемы есть – например, недостаток врачей анестезиологов-реаниматологов, хирургов, акушеров-гинекологов, врачей скорой медицинской помощи и избыток врачей параклинических специальностей, есть дефицит врачебных кадров в амбулаторно-поликлинических учреждениях при наличии их профицита в стационарах, отсутствие оптимального соотношения врачебных и сестринских кадров. Должен быть показатель 1:4, тогда как в регионе он 1:2,5. Но мы работаем над этими проблемами. С 1 августа 2013 года началось прибытие молодых специалистов в отрасль. Ожидается прибытие около 300 врачей и 600 специалистов со средним медицинским образованием. Соответственно, укомплектованность врачами увеличится с 62% до 64%, «средними» – с 77% до 79%. За последние три года возросло число врачей, приступивших к работе в сельской местности, благодаря оказываемым мерам социальной поддержки.

– После ситуации во Владивостоке горячей темой стала работа служб «скорой помощи». Нет ли у нас на этом направлении какого-то кризиса? В частности, какое-то время назад водители машин «скорой» жаловались, что зарплаты так низки, что никто не хочет идти на эту ­работу.

– Нет, зарплата у наших водителей сейчас средняя по городу, на это мы выделили пять месяцев назад 36 миллионов рублей. Парк автомобилей с 2006 года не менялся. Пятьдесят машин мы купили, это хорошие автомобили, особенно реанимационные. Чтобы парк автомобилей постоянно был в хорошем состоянии, на то количество бригад «скорой помощи», что есть сегодня, нам нужно от пяти до пятнадцати машин покупать ежегодно, и мы планируем это делать. Работает у нас около 92 бригад, включая бригады клиники «Евромед», которые находятся в системе пульта 03. Нам это выгодно, и мы готовы брать частников и дальше.

– Сейчас хватает бригад «скорой помощи»?

– Мне на город еще нужно бригад восемь. Машины есть, проблема с кадрами. Мы сегодня пытаемся ее решить.

– Что изменилось в местном здравоохранении после перехода всех больниц в ведение области?

– Это было правильное решение, управление должно быть единым. У нас сегодня нет городской и областной больницы. Областная принимает всех. Из района пациенты могут попасть в любую городскую больницу. И это удобно с точки зрения распределения потока пациентов и средств.

– Как обстоит ситуация по ­оборудованию?
– Сказать, что мы пришли и все стало классно, нельзя. Но что-то мы сделали. Из бюджета Омской области выделено около миллиарда рублей на покупку оборудования и капремонт. Мы строим подстанцию в Амуре, ремонтируем восемь подстанций, в том числе две крупные, можем свозить показать.

– А что вы думаете о строительстве подстанции в БСМП №1, которая хоть всегда и работала в режиме «скорой помощи», но из-за отсутствия подстанции имеет статус стационара? Из-за большого потока пациентов больница не может выдерживать их в установленных стандартах и из-за этого получает выплаты от страховых компаний не в полном объеме. Одного визита в больницу достаточно, чтобы заметить, как остро она нуждается в деньгах, для ремонта например.

– Они не могут недополучать – пациента пролечили, реестр подали, деньги получили, все сроки выдерживают. Мы нашли варианты, как прикрыть дефицит за счет средств ОМС, по­этому эту проблему в областной детской больнице, инфекционной больнице, БСМП №2 мы закрыли. Подстанции при больницах, на мой взгляд, это неправильно. У нас хорошо отработанная система автобазы при мин­здраве, отличная ремонтная служба, если машина ломается – тут же заменяется, а сломанная машина чинится в течение суток. «Скорой помощи» мы уделяем большое внимание – с этого года начали закупать бригадам специальную верхнюю одежду, чего раньше не делали. Приглашаем вас самих в этом убедиться.

Беседовала Юлия Стрельская