Артисту Омской драмы Виталию Семёнову 55 лет!

Артист Омского государственного академического театра драмы Виталий Семёнов занимает свою собственную нишу в труппе, всегда заметен на сцене, даже в небольших ролях, а уж про разнообразие его сценических образов можно говорить поистине очень долго. Единственное, что их объединяет, – это отсутствие шаблонности, холодной схематичности, контурности характера. Совсем недавно актёр порадовал зрителя яркой ролью в премьерном спектакле «Камера обскура» по мотивам одноименного романа Владимира Набокова. 14 ноября Виталию Семёнову исполнится 55 лет, красивая дата – две пятерки, «круглый отличник». В преддверии полуюбилея артист дал интервью редактору Омской драмы Наталье Елизаровой.  

– Какие ощущения у вас от нынешнего юбилейного года – юбилейного во всех смыслах – театр отметил своё 150-летие и у вас круглая дата?

– 150-летие театра – это, конечно, очень серьёзное событие. А что касается меня лично, 55 лет – это разве юбилей? Какого-то особого рубежа не чувствую, это просто цифра. На сколько лет я себя ощущаю? Если по физическому ощущению, то на 55 лет. А если по духовному, внутреннему, хочется верить, что какая-то мудрость уже пришла, безрассудных поступков совершать уже не хочется. Для меня это просто дата.

– Когда впервые театр вошёл в сферу Ваших интересов?

– О, это целая история! Мне было лет пять, я жил тогда в Северном Казахстане. Я не коренной омич, родом из Петропавловска. У нас во дворе девочка организовала дворовый театр. И я, маленький мальчишка, за всем этим наблюдал. Они тогда «Золушку» репетировали. И девочка, которая играла Фею, почему-то не пришла на репетицию. А я за то время, пока наблюдал, текст выучил и попросился, чтобы дали шанс попробовать. Меня быстро сделали не Феей, а Феем. Мы поставили несколько спектаклей. Тогда был особенно популярным фильм «Табор уходит в небо», мы эту вещь репетировали. Пару сказок сочинили сами, сделали декорации из картонных коробок, костюмы сами шили, помню, тесёмки какие-то покупали. Я в этом самодеятельном театре играл до двенадцати лет. Интересно было…

Дядя Ваня. Фото: Андрей Кудрявцев

– У вас театральная специальность?

– После окончания школы поехал в Свердловск поступать в театральный институт. Для прослушивания, помню, выучил смешную вещь под названием «Лингвистическая сказка», которую вычитал в «Литературной газете»: «Сяпала Калуша с Калушатами по напушке…». Прочитал эту вещь – в приёмной комиссии все смеялись, попросили у меня переписать эту вещь. Мастер, которая набирала курс, сказала: «Мы сейчас вас возьмём, а потом вы через несколько месяцев уйдёте в армию. Нам не очень выгодно вас брать, но вы обязательно приходите на экзамены». Я расстроился. Мне в ноябре должно было исполниться восемнадцать. Общежитие абитуриентам не давали. У меня было в кармане 17 рублей, гостиница стоила 4 рубля в сутки. Я не понимал, что мне делать. До 5 утра просидел на вокзале, потом взял билет на поезд и вернулся в Омск. Пошёл работать на завод слесарем. Поработал несколько месяцев и ушёл в армию. Служил в городе Гори Грузинской ССР, в 248 учебно-танковом полку, дослужился до старшины. Больше попыток поступить в театральный институт я не делал. Точнее, в начале 2000-х меня пригласил в Астану народный артист Казахстана Азербайжан Мадиевич Мамбетов, который ставил спектакль со мной. Он сказал: «Приезжай, поступай, будешь учиться у меня». Но поступать нужно было исключительно очно, а я тогда уже имел жену, ребёнка, и учиться очно не мог, мне семью нужно было кормить. Поэтому пришлось отказаться от поступления.

– Как вас судьба связала с Омском?

– В Омск я переехал, благодаря Омскому академическому театру драмы. В 2004 году театр приезжал к нам на гастроли в Петропавловск. Я в Омскую драму влюбился сразу, с первого же спектакля. Помню, это были «Волки и овцы» А.Н. Островского. Посмотрел все спектакли, привезённые театром. Особенно потрясли «Голодранцы-аристократы» – это был шедевр! Я ходил на все спектакли, познакомился с актёрами труппы, особенно сдружился с Олегом Теплоуховым. А где-то в 2006 году написал своему другу Олегу Теплоухову пожелание-просьбу – переговорить с директором, чтобы я мог приехать в Омск, показаться как актёр. На тот момент я работал в одном из петропавловских театров, но когда Виктор Прокопьевич дал добро на встречу, уволился и приехал в Омск. Он договорился с Александрой Илларионовной Юрковой, что меня возьмут в Пятый театр. Пять лет я прослужил в Пятом театре. Потом некоторое время был на вольных хлебах, работал на автозаправке. И вот однажды мне позвонили из театра драмы и пригласили на работу монтировщиком сцены. Опыт подобной работы у меня был: я работал монтировщиком в Петропавловском драматическом театре имени Н.Ф. Погодина, три месяца отработал, а потом меня перевели в актёрский состав. 

– Как вы обратили на себя внимание режиссёра? Что вы сделали такого в творческом плане, что вас заметили и перевели из монтировщиков в артисты? 

– В петропавловском театре меня изначально пригласили в новогодний спектакль сыграть роль Принца в «Золушке», просто не сразу взяли в актёрский штат. А монтировщиком я проработал совсем недолго, но такой опыт тем не менее был. Одна из первых ролей на актёрском поприще была в спектакле «Самоубийца» Николая Эрдмана. Я в школе играл в духовом оркестре, смог выучить партию на трубе и сыграть. Режиссёра моя роль устроила, хотя, как мне кажется, я страшно лажал. В Омской драме я тоже начинал с монтировщика.   

– Когда вы приехали в наш город, какое он произвёл на вас впечатление?

– Сначала – отвратительное: серые пятиэтажки, грязно-мусорно… Но потом на моих глазах город стал преображаться. Я не устаю Бога благодарить за то, что в своё время мне шлея под хвост попала сорваться и переехать из Петропавловска в Омск.  

– Когда идут репетиции, вы – послушный актёр или позволяете себе спорить с режиссёром?

– Мне очень хочется спорить с режиссёром, но я послушный актёр.

– С каким сценическим героем Вы себя ассоциируете?

– Это не театральный персонаж. Мне повезло, благодаря Свете Веретенниковой (реж. фильма «Поэт Никто», 2023), сыграть Иннокентия Анненского. Я с ним себя ассоциирую. Он как-то упал на меня.  

Поэт Никто, Иннокентий Анненский

– Вы были знакомы с творчеством Анненского до съёмок в фильме?

– Нет. Фамилия, конечно, была на слуху со школы, но его поэзией я не увлекался. Скажу честно, его трудно воспринимать как поэта. Может, потому, что не дорос до его творчества. Он мне близок как человек.

– Расскажите поподробнее про опыт в кино.  

– Кино – это очень сложная, муторная, нудная вещь. Быстрое заучивание текста, почти без разбора. Ты не знаешь задумки режиссёра, не понимаешь, как правильно играть. Если ты сам что-то объяснил себе, то и хорошо. А так тебя просто ставят перед камерой, пару слов скажут, что от тебя хотят в кадре, и всё. Света, кстати, что-то подсказывала, наталкивала, за что я ей благодарен. А так – это очень муторная вещь: может интонация быть не та или слово какое-то выпасть и приходится делать дубль за дублем.

– Насколько вам близка эпоха, в которую жил Анненский?

– Очень близка, мне кажется, это моя эпоха. Хотя я из простой семьи: мой папа водитель, мама на заводе детали мыла, но я понимаю благородство чувств, благородство отношений между людьми. Тогда, наверное, тоже было не всё гладко, но люди были чище, честнее, благороднее. Нагрубить даме – это было немыслимо. А сейчас я еду в транспорте и слышу как молодые девушки с молодыми ребятами сквернословят и мне становится стыдно. Образование было в то время классическое. А сейчас читаю, к примеру, в объявлении – «в свизи» – и мне становится стыдно, что взрослые люди могут быть настолько неграмотны.

– Как вы думаете, а вера в Бога играла какую-то роль в том, что люди в то время были чище?

Конечно. Другое дело, что всё стало сводиться к обрядовости. Живое чувство Бога стало уходить. Вот, дескать, раз в год ты должен сходить и причаститься, потому что – надо. И человек шёл в церковь, словно повинность какую-то выполнял. Когда это превратилось в повинность, всё это и привело к 1917 году.  

– Как обрести Бога, как вы это для себя поняли?

– Покаянием. Нужно бывать в церкви. Церковь – это ведь не просто здание, а место, где есть Бог и где ты можешь с ним соединиться.  

– Вернёмся к театру. Что такое интересная театральная роль для Вас?

– Когда есть хороший материал, драматургия. Роль может быть небольшой, но есть над чем работать. Когда происходит союз с режиссёром: что-то он тебе подскажет, до чего-то ты дойдёшь своим пониманием и режиссёр будет согласен с этим, тогда это процесс. Интересная роль – это процесс. А когда тебя кидают, как щенка, мол, давай, выплывай сам, тогда это сложно. Сложно, когда ты начинаешь задавать режиссёру вопросы, а у него нет на них ответов, или он говорит много слов, а ты сути не можешь уловить, тогда очень трудно работать, но тоже можно.    

– Кто из театральных актёров или, может быть, артистов кино был для вас в юношестве авторитетом, ориентиром в творчестве?

– Евгений Леонов, Юрий Соломин, Вячеслав Тихонов, Александр Абдулов – это недосягаемые вершины. Наш дядь Женя Смирнов, Валерий Иванович Алексеев… Вообще здесь, в Омской драме, много людей, которые трепетно и по-человечески близко относятся к профессии.   

– У каждого актёра ролей в течение жизни накапливается много, но какие-то памятные, близкие сердцу, всё равно есть. А есть у вас роли, которые вы с удовольствием вспоминаете?

– Первая моя по-настоящему большая роль в театре – Иван Алтынник в инсценировке Бориса Преображенского «Путем взаимной переписки» по повести Войновича. Я только после армии пришёл и Борис Николаевич Преображенский меня заметил и предложил сыграть Алтынника. Я легко вошёл в материал и сам спектакль имел успех. Ещё одна близкая роль –  Хлестаков. Спектакль, правда, был не очень удачным, но образ, который я попытался сделать, мне понравился… Шёл у нас в Петропавловске спектакль «Дикарь» по пьесе Алехандро Касона «Третье слово», я играл дикаря Пабло. Это была песня! Ко мне после этого спектакля стали подходить люди на улице. Подходили, благодарили, это было здорово! Из того, что я сыграл здесь, в театре драмы, памятны граф Розенберг в спектакле «Амадей» Анджея Бубеня и профессор Серебряков в постановке «Дядя Ваня» режиссёра Цхвиравы. В Пятом театре мне нравились роли в спектакле «От красной крысы до зелёной звезды» С. Пускепалиса.

– Как стать востребованным актёром?

– Это случай, в первую очередь. А ещё нужно обладать работоспособностью. У нас бешенной работоспособностью обладает Александр Анатольевич Гончарук, из молодых – Степан Дворянкин и Олег Берков. Я достаточно ленивый человек в этом отношении. Ролей никогда не ходил, не просил. Мне интересен процесс работы. Я, когда погружаюсь в ткань спектакля, это сам по себе кайф, независимо от того, понравилось или не понравилось зрителю. Если понравилось – это кайф вдвойне.

Камера Обскура. Фото: Андрей Кудрявцев

– Вам интересны классические или современные пьесы?

– Интересно всё играть. Если у тебя есть интерес, ты можешь передать его кому-то в зале. Как меня учили старшие товарищи – любой спектакль имеет право на жизнь, кроме скучного.   

– Вы часто на сцене импровизируете?

– Я очень люблю это делать. Не могу сказать, что часто это делаю, но люблю, мне скучно существовать в одном рисунке, я могу сделать шаг вправо или влево. Не всегда это получается, не со всеми партнёрами: кто-то подхватывает тебя, а кто-то теряется. Нужно импровизировать так, чтобы партнёра не испугать и его рисунок не испортить. А вообще, импровизация вещь сильная, она заводит. Если ты видишь, что партнёр тебя понял, принял и тоже начинает заводиться, и вы вместе начинаете плести кружева, тогда это дорогого стоит.

– Расскажите о своих увлечениях.            

– Мои увлечения – семья моя, жена и дети – это близкие мои друзья. Люблю бассейн, ходим вместе с супругой. Любим с ней гулять: у нас рядом с домом берёзовая роща, ходим пешком туда и обратно. На работе летом стараюсь ездить на велосипеде. Люблю смотреть кино. У нас сейчас стали интересные современные фильмы появляться, сериал «ГДР», например, – я жил в то время, понимаю, о чём это. Я был увлечён одно время фантастикой, сейчас стало скучно, не так интересно, как в молодости. 

– Чем занимаются ваши дети? Они продолжили актёрскую династию?

– Нет, никто. У меня трое детей, все они очень хорошие, но с театром никто не связан. У меня и жена не из театральной сферы, она – повар. Но я и сам прекрасно готовлю: все завтраки на мне, плов только я делаю дома, могу борщ сварить, картошку пожарить, салатик…

– У вас есть домашнее животное?

– Есть, кошка. Её так и зовут – Кошка. Раньше был кот Тимофей, он прожил 13 лет и умер, и мы все переживали, это был очень сильный стресс, а недавно появилась кошечка – хорошая, ласковая, дочка завела.    

– Возникало ли у Вас когда-то желание уйти из профессии, начать всё с чистого листа?

– Я это делал в 1996 году. Я только принял крещение, начал воцерковляться, и я ушёл из театра с роли Остапа Бендера и три года не занимался профессией. Мне было 26 лет, я почему-то решил, что вера в Бога и театр – вещи несовместимые. И я пошёл работать каменщиком на стройку, сантехником, на рынке торговал… А потом спросил совета у батюшки, как мне быть, и он ответил: «Вот скажут тебе сыграть Дьявола, а ты сделай его смешным и всё будет хорошо». И я вернулся в театр.