Сергей Ройз - главный дирижер оркестра Омского цирка, руководитель группы Bridge to you - и его невероятные приключения в цирке, на кладбище и на гастролях. МаринаГрудинина, корреспондент «МС2»
Сергей Ройз, главный дирижер оркестра Омского цирка, руководитель группы Bridge to you
Ирина Ильиченко, корреспондент «МС2»
Грудинина: Сергей Ефимович, у вас, музыкантов, наверное, очень интересный распорядок дня.
Ройз: Да. (Улыбается.) Раньше я работал в музыкальной школе, затем ехал с оркестром играть на траурных церемониях, а к шести вечера – в цирк. Так и жили: утром – дети, в обед – похороны, вечером – звери. Сегодня многие артисты выступают под фонограмму, а в былые дни мы очень много гастролировали: с цирком Филатовых объехали всю Южную Корею и Японию, застали день, когда в Германии ломали Берлинскую стену.
Ильиченко: Настолько был популярен русский цирк?
Ройз: Да, конечно, билет на цирк Филатовых в Японии стоил как на концерт Пола Маккартни – 120 долларов. Когда импресарио понял, что желающих увидеть программу не становится меньше, то пытался ввести дополнительные выступления. Один из таких случаев обернулся для нас «слоновьей феерией». Дрессировщик предупреждал, что животное может выйти на сцену максимум три раза: «Ты не представляешь, что она может устроить на арене». Но желание заработать завладело нашим распорядителем.
В первый день слониху с боем удалось вывести к зрителю. Она пробежала по кругу, вышла в центр зала, потопала ногами и... пописала прямо на покрытие. А после нее артист делал «обрыв» – прям лысиной в эту лужу... В общем, брызги во все стороны, но зритель хохочет. «Видишь, нормально все прошло!» – заявил импресарио. В следующие два дня слониха стоически отыграла по четыре представления, при этом ни разу не сходив в туалет, ну а на третий решила в качестве мести сделать все свои грязные дела прямо на сцене. Мне кажется, из нее тогда килограмм триста вышло.
Грудинина: Ну и история! Вы, кстати, продолжаете общаться с цирковыми артистами?
Ройз: Сегодняшний цирк жив за счет артистов старой школы, в основном с ними и дружим. Хотя есть и талантливая молодежь. С сестрой и братом Багдасаровыми, например, знакомы с раннего детства. Артурчик в десять лет такая сволочь и хулиган был. (Смеется.) В начале 90-х я привез из Германии машину Volvo. И вот как-то мы отдыхали в цирковой гостинице, а он заходил, выходил и при этом так хлопал дверью, что аж стены шатались. Пришлось сделать ему пару замечаний. Но после этого я обнаружил на своей новенькой машине гвоздиком нацарапанное нецензурное слово. Он тогда, конечно, не признался. Правда, когда они последний раз приезжали с гастролями в Омск, Каринка рассказала, что они вдвоем как-то ехали по Москве и увидели впереди такой же автомобиль, какой был у меня. «Смотри, Volvo как у Сергея», – сказала она, и наш Артурчик въехал прямиком в зад этой машины.
Грудинина: Это карма.
Ильиченко: Кстати, а на Украине вы выступали?
Ройз: Мы с музыкантами объездили пол-Украины. В днепропетровском цирке я вышел дирижировать, а артисты со мной стали разговаривать нагло, громко, с каким-то «наездом». Позже выяснилось, что у них принято так «базлать».
Грудинина: А как относитесь к произошедшим событиям в русско-украинских отношениях?
Ройз: То, что сейчас происходит, мне не очень приятно. Вроде Путин вовремя и ловко оттяпал Крым, но, думая наперед, предполагаю, что теперь своим студентам в ОмГУ, «кульке» (Омский колледж культуры и искусства – ред.) и «педе» мы не сможем покупать гитары на eBay и к нам в страну перестанут ездить многие исполнители.
Ильиченко: Главное, чтобы джаз снова слушать не запретили.
Ройз: Мне обидно, конечно, что в Киеве отменили концерт Мацуева. Тот же Юрий Башмет был почетным членом Львовской консерватории. В 1992 году мне довелось узнать значение слов «кацап» и «москаль», когда меня так обозвали в одной из украинских музыкальных школ. Пришлось объяснить, что родился в Томске, работаю в Омске, мать у меня из Латвии, а я в итоге – латышский стрелок с еврейским прицелом.
Ильиченко: С еврейским?
Ройз: Да, моя мама была из детдома, а отец – сын раввина. Он от нас ушел, и за 56 лет своей жизни я ни разу его не видел. Встретились мы два года назад – нас свела тетя через интернет. Папа родом из еврейского поселения, перед войной они с семьей перебрались в Сибирь, а в начале сороковых всю их деревню сожгли немцы. Я, как и отец, играю на баяне.
Грудинина: А он все эти годы хоть как-то следил за вашей жизнью?
Ройз: Да, как-то отслеживал. Отец – почетный гражданин Кузбасса, ему Путин орден за заслуги какие-то вручал, у него другая семья, высокий пост, он особо никому про меня не распространялся.
Ильиченко: Вы верите в судьбу?
Ройз: Мне кажется, что судьба человека в принципе предопределена. Вот я в 20 лет в лотерею выиграл машину. Пришел в магазин и на последний рубль попросил 10 медиаторов, каждый по копейке, а в кассе сдачи не оказалось – пришлось взять лотерейными билетиками. Дошел до сберкассы, чтобы сверить номера: первый – мимо, второй тоже, а с третьим выиграл.
Грудинина: А были ситуации, когда вам было стыдно и хотелось сквозь землю провалиться?
Ройз: Есть такой русский обычай на похоронах – музыкантам перед траурной церемонией передают «сумочку», чтобы помянуть усопшего. Как-то мы должны были играть на еврейских похоронах, и один парень из нашего оркестра спросил у собравшихся: «Ребят, кто у вас старший?» Ему: «А что нужно?» – «А вы сумочку по русскому обычаю нам не приготовили?» – «У нас нет такого обычая». «Не вы его придумали и не вам его отменять – тащи водки!» – закричал Валерик. Ситуацию каким-то образом замяли, но только приехали на кладбище, как наш «герой» увидел в толпе мужика с «тем» пакетом, а тот его – оп и спрятал. «Отдай сумочку!» – завопил Валерик, а еврей ему с акцентом: «Молодо-о-о-ой человек, вам же ясно сказали...» Парнишка отбежал метров на десять и как заорал: «Чтоб вы все сдохли, жиды поганые!» и драть оттуда. Такой позор был...
Волею судьбы через пару лет Валерик с женой-еврейкой перебрался на ПМЖ в израильский город Хайфа. Сейчас он работает уличным музыкантом. Мы не общались лет десять, а тут созвонились в скайпе, повспоминали наши приколы. Они с музыкантами, оказывается, за спиной называли меня «Исаак».
Ильиченко: Помимо преподавательской деятельности и работы дирижером, вы еще играете в группе Bridge to you. Тот факт, что коллектив приглашают играть на дорогих свадьбах, вам льстит?
Ройз: На этом поприще нам есть чем гордиться. Александра Георгиевича Третьякова, возглавляющего сейчас ФГУП «Рослесинфорг», мы с музыкантами звали «Улыбчивый Саша». Он часто приходил в кафе «Старый Омск». Несмотря на усталость, всегда подмечал хорошие композиции и благодарил нас за то, что играли многие его любимые мелодии.
Как-то мне нужно было отправить студента на престижнейший всероссийский конкурс, а университет не мог оказать нам финансовую поддержку, тогда после одного из наших выступлений я подошел к Александру и сказал: «Вы же где-то там, в верхах, можете помочь?» Он предложил прийти к нему в офис. На следующий день секретарь модельной внешности выдвинула ящик в столе и достала оттуда пачку денег в полиэтиленовом пакете. Пришлось объяснить, что мы не сможем их вернуть, Александр отреагировал коротко: «Знаю, бери». Я не чувствовал себя униженным, только сказал, что когда будет нужно, всегда отработаю – хоть на марафоне, хоть на Дне города. Но он никогда про это не вспоминал. Правда, когда Третьяков выдавал свою дочь замуж, на свадьбу пригласили именно Bridge to you.
А с того конкурса, кстати, мы тогда вернулись с гран-при. Блестящая победа омской студентки натолкнула меня на мысль, что нашему колледжу культуры тоже нужен свой конкурс. Так в городе появился Non Stop, который проводится каждые два года и за недолгое время существования успел выйти на региональный уровень.
Ильиченко: У вас есть какая-то «особенная» песня?
Ройз: Несколько лет назад в Омске проходил чемпионат мира по бальным танцам, нас пригласили туда играть – это тоже была большая честь. Пара, занявшая первое место, танцевала под композицию Autumn Leaves Евы Кэссиди. Когда я ее услышал, понял, что в этой песне что-то не так – слишком сильные мурашки бежали по коже. Позже мне довелось узнать, что Ева выросла в музыкальной семье, но всю жизнь боялась сцены. Когда ее удалось «раскрутить», имиджмейкер заставил ее удалить бородавку с лица. Через полгода она умерла от рака, в самом расцвете творческих сил. В песне слышен этот надрыв, как в Show must go on Фредди Меркьюри.
Грудинина: А правда, что в вашей группе пела Екатерина Бисерова, ярко заявившая о себе в эфире «Первого канала» на конкурсе «Голос»?
Ройз: Да, но недолго. С Катей нас познакомили, когда ей было четырнадцать. Уже тогда она была красоткой и редким для Омска самородком, освоившим уникальный стиль опевания, подобный тому, что вы слышите у Мэрайи Кэри. Закончив колледж, Катя поехала в Москву поступать в Гнесинку, но, увы, у нее это не получилось. Тем не менее она не сдалась и пошла работать певицей в рестораны и караоке, а потом попала на проект «Голос».
Грудинина: Как вы относитесь к таким проектам?
Ройз: Там очень жесткие условия, но благодаря Бисеровой Омск узнали с новой стороны – с музыкальной. А то ведь только «Авангард», Достоевский, Колчак, Полищук и Дроботенко. Сейчас у Кати контракт с Градским, хотя я считаю, что Агутин «выжал» бы из нее больше, так как он вырос среди музыкантов, нашел свою нишу и на конкурсе показал себя как великолепный педагог и продюсер.
Ильиченко: Вы ведь тоже преподаете, еще и в таком количестве вузов одновременно.
Ройз: Что есть, то есть, причем про каждый могу рассказать огромное количество веселых историй. Как-то у меня в группе учился мальчик-армянин, за него заплатили на пять лет вперед, но на парах парень вел себя безобразно – постоянно болтал. Я ему говорю: «Слушай, ты или сиди тихо, или уходи», а он все не успокаивается. В общем, пришлось ему дать при всех легкий подзатыльник. Жаловаться студент никуда не пошел, только в коридоре догнал меня с вопросом: «А правда, что у вас фамилия Роллс-Ройс?» – «Ты совсем, что ли? Если бы у меня была такая фамилия, я бы по-твоему был здесь?» – «Вот и я тоже так подумал», – констатировал мой подопечный.
Текст: Ирина Ильиченко.
Фото: фотостудия PANAMA.
Организация съемок: Мария Третьякова.
Рostproduction: Максим Баландин.
Стиль: Елена Денисова, Калима Ералинова